Завоеватели. Как португальцы построили первую мировую империю

Аль-Факи сделал первое предложение. Он обещал компенсировать расходы на починку треснувшей при подходе к ним мачты и каждому из «пиратов» по грузу пряностей в Каликуте. Да Гама отказался. Тогда аль-Факи предложил себя, одну из своих жен и племянника в качестве заложников и под завязку загрузить пряностями четыре самых больших корабля да Гамы. Они останутся в заложниках, а другой племянник сойдет на берег в Каликуте, чтобы организовать погрузку. Он также обещал вернуть все португальское имущество, оставшееся в городе, и посодействовать восстановлению мирных отношений — фактически это означало свободный допуск к торговле пряностями. Если через 15–20 дней его обещания не будут исполнены, да Гама волен решать его судьбу. Но адмирал был неумолим. Он велел аль-Факи сказать своим подчиненным, чтобы те отдали все, что имеют при себе. «Когда я командовал на этом судне, они выполняли мои приказы, — с достоинством отвечал удивленный торговец, — но теперь командуйте им сами».

Торговцы подчинились «добровольно», как указывает Лопеш, и передали свое личное имущество в распоряжение захватчиков, при этом на корабле осталось много ценностей. По некоторым сведениям, офицеры роптали, наблюдая упрямство капитана, который отвергал выкуп и не позволял грабить корабль. Отказ от обогащения ради неких принципов был им непонятен. Лопеш тоже недоумевал: «Представьте себе: драгоценности, другие сокровища! Бочки с маслом, медом, чего там только нет!»

Но у да Гамы были иные планы. К изумлению пассажиров «Мири», а равно и своей команды — разумеется, по другим причинам, — с корабля сняли руль и снасти, а затем баркасы оттащили его подальше, всыпали на палубу пороху и подожгли. Мусульмане должны были сгореть заживо.

Осознав, что им уготовано, жертвы не потеряли присутствия духа. Им удалось потушить пожар. Они собрали все оружие, камни, все, что годилось для метания, и приготовились умереть в бою. Когда португальцы вернулись, чтобы снова разжечь пламя, как мужчины, так и женщины стали отстреливаться и отбиваться, вынудив их повернуть назад. Они хотели расстрелять судно из пушек, но легкие орудия не могли нанести ему заметного ущерба. Между тем многие пассажиры молили о пощаде. Женщины трясли над головой драгоценностями или поднимали детей, надеясь вызвать жалость адмирала. «Не то чтобы мы их не понимали… — писал Томе Лопеш, чьи записи становятся бессвязными и неразборчивыми. — Мужчины показывали, что они готовы заплатить огромный выкуп. Его хватило бы, чтобы мы, в свою очередь, выкупили всех христиан, томящихся в Фесе, и еще осталось бы для государя». Да Гама бесстрастно наблюдал за происходящим из своей каюты. К мольбам несчастных он оставался глух. Пассажиры на «Мири» начали воздвигать баррикады из матрасов, тюков, всего, что нашлось на корабле, готовясь задорого продать свою жизнь.

Пять дней «Мири» без управления дрейфовал в жарком море. Португальское судно, где находился Лопеш, следовало по пятам. На пятый день было приказано покончить с «Мири». «Мы видели все, — писал Лопеш, — это было в понедельник 3 октября. Эту дату я не забуду никогда».

Поравнявшись со своей жертвой, португальцы стали в упор стрелять по ней из бомбарды. Но, как оказалось, соперников они серьезно недооценивали. Первая пробоина вызвала в мусульманах небывалый подъем духа: они внезапно бросили крюки и пошли на абордаж. «Это случилось так неожиданно и стремительно, что на боевом марсе не успели даже камня в них швырнуть». В мгновение ока роли переменились. Теперь нападавшие вынуждены были обороняться. «Многие не имели при себе оружия, поскольку думали, что атакуют беззащитных людей». Заперев в трюме пленных, все бросились отражать яростное нападение. Но не тут-то было. Бомбардиры не могли приблизиться к пушке, потому что на палубу сыпались камни. «Стоило кому-то показаться из укрытия, в него тут же летели стрелы и град камней». Из оружия у португальцев остались луки и арбалеты. Людей не хватало, потому что сорок человек отплыли на баркасе.

Суда намертво сцепились бортами. Отчаянная борьба продолжалась целый день. Казалось, что мусульмане от бешенства не чувствуют боли. Просто не верилось, что они могут биться с таким подъемом. Многие были убиты и ранены, но прочих это не останавливало, да и раненые продолжали сражаться, будто раны им нипочем. Ситуация становилась угрожающей. «На баке отбивались полтора десятка раненых матросов, защищая капитана, остальные, оставив позиции, скрылись под палубой, — писал Томе Лопеш. — Рядом никого не было, только я и капитан Джованни Буонаграчиа». Капитан подобрал чью-то помятую и пробитую кирасу без ремней, но атакующие тотчас ее сорвали. И тогда он обернулся и закричал: «Томе Лопеш, корабельный клерк, что мы тут делаем, если все нас покинули?» К тому времени их защитники, видя, что ситуация безнадежна, бросились в море и были подобраны баркасами. Мусульмане были уже на юте. Они все прибывали, свежие силы сменяли раненых, хотя многие срывались в воду и тонули.