Завсегдатай

Какая-то последняя мысль мелькнула в глазах командира, но тут же исчезла, и взгляд его снова ничего не выражал, кроме тишины.

— Я боюсь, мне страшно оттого, что вы молчите, командир. Что передать людям от вас?

Теперь уже судорога свела лицо Бекова. Но он все же смог собрать силы, чтобы произнести:

— Я хотел добра… Всем… И тебе..

Эгамов бросился на колени, пытаясь взять его руку.

— Вы столько добра сделали! Клянусь вам. И теперь… Вот увидите, все изменится…

Но Беков уже не слышал.

— Не оставляйте нас одних, командир

В дверях появился доктор

Эгамов поднялся и стал пятиться к выходу

Маруф наклонился и поцеловал Бекову руку.

Дверь закрылась за ними. Кто-то крикнул с улицы:

— Да здравствует товарищ Беков!..

Бекову привиделась белая дверь, будто он встал, подошел к ней и стал толкать, пытаясь отворить. Но дверь, тяжелая, гранитная, не поддавалась.

Он бил кулаками, но и звуков не было, все так глухо..

И тогда он напряг все силы, все, что еще теплилось и жило в нем, и навалился на эту дверь с распростертыми руками. Дверь беззвучно открылась, и Беков упал в нечто белое, чтобы навсегда раствориться в нем…

6

Много работы теперь в Гаждиване. Что-то сносится, что-то строится заново.

Везут из Бухары кирпичи, доски. Гаждиванцы делают из этих досок окна и двери для консервного цеха, копают траншеи и месят желтоватую глину.

И еще было у гаждиванцев соревнование, кто быстрее снимет с заборов своих стекла, насыпанные для того, чтобы сосед поранил руку.

Эгамов тоже работает.

Сделал он себе кетмень и теперь долбит ту землю, где была пролита его горячая молодая кровь. И хорошо знает старик, что недаром пролилась его кровь.

Бывшему адъютанту помогает сын его, Маруф. Он никуда не уехал, он остался с отцом. Он тоже знает, каким неимоверным трудом дается счастье. И пусть трудное оно, это счастье, но верное.

…К вечеру в Гаждиван пришла вода. Вначале был слышен только гул — открыли шлюзы, и вода, которую пробурили машины, вдруг хлынула, перекатывая камни, заливая все, что годами лежало на дне мертвой реки.

А потом гаждиванцы увидели и самую воду. Желтую-желтую от солнца.

Вода ползла, словно насторожившись, ощупывая незнакомые места и боясь сразу довериться людям, которые когда-то столь неразумно израсходовали ее.

Все, кто работал в Гаждиване, бросились в реку Смеялись, радовались, обливали друг друга и пили, пили…

— Вода, Вода! Как долго ты шла к нам, — шептали старики. — Поцарапала лицо о камни и стекла, что лежат на дне. Бедная вода…

Незадолго до захода солнца Эгамов сидел на корточках и бросал на холмик могилы командира куски хлеба.

Птицы уже ждали его. Они налетели на хлеб, хлопая крыльями и воркуя. Так каждый день поют они возле могилы командира, и от голосов их командир в своем вечном покое не видит неприятных сновидений, беспокоивших его душу…

Птицы усыпляют страдания.

Холмик командира прост, как и все холмики его воинов на этом кладбище, и уже покрылся солью, что просачивается вместе с водой из земли, на которой стоит Гаждиван.

— Вот и река возвратилась, — шепнул бывший адъютант своему командиру.

Медленно брел он затем через весь Гаждиван.

Подойдя к обелиску, остановился.

— Ну, иди, — сказал он Маруфу.

— Я помогу тебе, отец.

— Нет, я люблю один…

Эгамов следил, пока Маруф не вошел в дом, затем шагнул к газонам.

Здесь был обычный порядок — цветы подрезаны и почва полита.

Эгамов взял ведро, спрятанное в кустах и поднявшись на постамент, начал мыть мраморную доску…

1966–1967

Второе путешествие Каипа

Эвелине Шевяковой

1

Каип давно пережил тот возраст, когда умирают от чего-то постороннего — скоротечной болезни, солнечного удара, от укуса змеи или яда рыбы; от слепоты или глухоты, кашля или дурного глаза: старика должны были просто побеспокоить и позвать к себе предки.

По утрам старик выходил во двор, вешал на кол постель из верблюжьей шкуры и, разглядывая вдали холм, все думал…

Думал Каип, откуда появился тот первый человек, от которого и пошла потом жизнь на — острове. Из чего сотворила его природа?

Вначале казалось Каипу, что сделался первый человек из смерча. На холме пещера, и, выпрыгнув оттуда, смерч с песком понесся к морю, радуясь обновлению. И несся он, ударяясь о валуны и пугая коршунов, и так до тех пор, пока, утомившись, не остановился у самой воды.

И вот тут-то от старания воды, ветра и солнца превратился смерч в глиняный столб, а столб этот, на удивление коршунам, вышел из моря человеком.

Сидели они как-то с Ермолаем на поляне, и Каип поведал другу о своем прозрении, показывая на холм, откуда шел к ним смерч.

— Смотри, человек, — сказал Каип в тихом старческом волнении, наблюдая за столбом пыли.

Ждал, что смерч приблизится и Ермолай сможет увидеть причудливо нарисованный песком грустный лик человека.

Смотрел Ермолай, но так и не увидел — убежал, ибо смерч летел к его дому, чтобы сорвать крышу и двери.

А Каипа смерч повалил с ног и засыпал наполовину. И старик уже наполовину умер — хорошо, откопали его вовремя земляки, люди, которые стали ему давно неинтересны.