-Торжественно клянусь…- кладя руку на сердце и лучезарно улыбаясь, отозвался Костя. –А вот теперь представь мое удивление, когда я все это узнал- похлопав Корязина по плечу, сказал Костя. –Ну хоть одна хорошая новость-
Впереди всей группы шествовал Сержант, и, похоже он был единственный, кто хоть как то смог, и вообще пытался, скрывать свои эмоции.
-Они настоящие? Не плод моего воображения или некачественной дури? За Соколом, что, правда есть жизнь?!- тараторил Леха, сбагривший своего раненого одному из солдат. Его брат шел за ним, что-то бурчав себе под нос, а Соня просто шла, широко раскрыв глаза и поджав губы.
-Ладно. Тут посидим, через пятнадцать минут пойдем. У нас как-никак финишная прямая- распорядился Костя.
-И когда ты только успел встать во главе отряда?- буркнул Сержант, так, чтобы его услышал только Костя.
Раненого положили на подкатившую дрезину, а сами разложились прямо на полу перед постом.
***
-Ладно, пойдемте- вставая с мешков, сказал Костя.
-Вован и Митя с вами пойдут, раненого довезут, да и дрезину назад вернут- сказал на последок Корязин.
Нога все еще ныла, но передвигаться уже можно было. Группа сошла на пути и двинулась вперед.
Кинув последний взгляд на Корязина, Костя обнаружил, как старика со всех сторон облепили оставшиеся солдаты, а тот, разводя руками, лишь невнятно пытался им что то объяснить.
И снова дорога. Бесконечное полотно стальных рельс, бетонных сводов и деревянных шпал. Тонкая струйка воды текла под ногами, будто бы куда то спеша. И без того надоевший пейзаж тоннеля, навевал сейчас еще большее уныние. Костя понимал, что сейчас нужно держать себя в руках, что подумать он сможет, когда придет домой. Но под давлением усталости, боли и озлобленности он вскоре сломался. Он пустил через себя поток мыслей. И первое, что ему взбрело в голову – осознание того, что большинство тех, с кем он полжизни плечом к плечу защищал станцию от мутантов, делал вылазки на поверхность, сейчас мертвы. Все мертвы.
И пусть смерть, которая траурным маршем выхаживает рядом с каждым жителем любой станции, следя за ним и готовая в любой момент забрать его в свою обитель, сейчас обычное дело, но смерть столь многих, столь близких, в столь короткое время… Костя шел, машинально переставляя ноги, его сознание сейчас витало где-то за пределами тела. Даже боль в ноге будто бы отступилась, сжалившись над и без того сейчас терзаемым человеком. Но могло ли это хоть как-то помочь, когда боль моральная, словно огромный камень, привязанный в шее обреченного быть утопленным, тянула душу ко дну. Жесткие веревки, которыми этот булыжник крепится к нутру, жали, душили его, заставляя душу щемиться в горькой агонии, которая, казалось, не отступит, пока полностью не утопит в себе сознание.
Костя понимал, еще тогда, впервые оказавшись на Белорусской, что кто-то из его команды уже полег костями, и сейчас отошел, как говорит старшее поколение, «в лучший мир». Но не все же! Слова командира блокпоста до сих пор стучали в висках, ежесекундно напоминая о себе. «Вернулось только трое». «А Никита?!» вдруг вспыхнуло в сознании. «Вернулось только трое». У Кости ком встал в горле, а самого его бросало то в жар, то в холод. Он машинально попытался оттянуть воротник, так душивший его сейчас.
-Что с тобой?- спросила идущая рядом Соня.
-Ничего. Нога болит- молниеносно ответил Костя.
-Не ври. Ты плохо умеешь скрывать эмоции, так что когда ты врешь, у тебя на лице это сразу написано- не отступалась Соня.
«Костя, Костя, как же ты прост. Тебя раскусила даже жизнерадостная девочка» подумал он. -Я не хочу об этом разговаривать…- только и смог уклончиво ответить Костя –Извини.
-Ничего- понимающим тоном ответила девушка –С каждым случается. Все наладится, вот увидишь, что бы тебя сейчас не мучило – все наладится- добавила она ласковым шепотом.
Ее бездонные зеленые глаза не могли врать. Они успокаивали его, и на них хотелось смотреть до неприличия долго. Даже такая банальная фраза как «все наладится» звучала из ее уст убедительно, заставляя без оглядки верить в свою правоту.
Что-то мягко коснулось Костиной руки. Теплая Сонина кисть легла в Костину ладонь и вместе с теплом, по его жилам вверх потекла радость жизни, возвращалась будто бы после долгого отсутствия. Вернулась и боль. Костя даже был этому рад. Как там старик Игнат однажды сказал «боль твоя подруга, если ты ее чувствуешь, значит что ты все еще жив» хоть Костя и сомневался, что Игнат ее сам придумал, но все же сейчас не это было сейчас самое главное. Он жив, и пусть уж с ним будет боль, чем щемящая пустота внутри.
Впереди идущих замаячил свет. Лешка успел опустить шуточку по поводу своей любви к свету в конце тоннеля, все остальные же молча приободрились и с удвоенной силой двинулись вперед.
***