Завтра будет поздно

Прошло больше часа, как от «Авроры» отвалила шлюпка. Комиссар и еще несколько матросов, поджидая ее, укрылись от ветра за трубой.

Резкий ледяной дождь то затихал, то вновь начинал хлестать. Офицеры не показывались на верхней палубе, сидели в кают-компании.

Неожиданно со стороны Николаевского моста послышалась частая стрельба, но она быстро стихла.

— Не по нашим ли стреляли? — забеспокоился комиссар. — Что они так долго?

Наконец наблюдатель известил:

— С Невы сигналят!

— Запроси: кто?

Сигнальщик защелкал заслонкой фонаря. В ответ несколько раз мигнул тусклый огонек.

Вскоре из темноты выплыла шлюпка и подошла к борту.

Матросы в несколько рук подхватили старшину рулевых и втащили на палубу.

— Так что… вызывай командира на мостик, — прерывистым голосом сказал продрогший старшина. — Промерил почти до моста. Глубины подходящие, даже с запасом...

И он протянул комиссару чуть подмокший чертеж реки, испещренный только что нанесенными цифрами.

С этим листком члены судового комитета пошли в кают-компанию. Но Эриксон и на этот раз отказался вести корабль.

— Я против насилия и не намерен участвовать в гражданской войне, — заявил он.

Офицеры насмешливо поглядывали на комиссара и на матросов, стоявших за их спиной: «Попробуйте, мол, обойтись без нас».

— Это ваше последнее слово? — спросил Белышев.

— Да.

— Часовых к дверям!.. Иллюминаторы задраить на броняшку. Из кают-компании никому не выходить! — сведя брови, распорядился комиссар и вышел.

Он решил вести корабль с помощью старшин. Риск, конечно, большой. Попробуй пройти во тьме по извилистому фарватеру реки без лоцмана и штурмана на такой махине! Но у Белышева другого выхода не было. Он не мог нарушить приказа Военно-революционного комитета. Для победы следовало рисковать.

Когда к «Авроре» подошли два буксира, комиссар поднялся на командирский мостик и приказал:

— Всех свистать наверх!

На корабле раздались звонки, заголосили дудки. Матросы, стуча тяжелыми сапогами, бегом устремились на свои боевые места. На палубе загрохотал втаскиваемый трап…

Эриксон, услышав команду: «По местам стоять... со швартовых сниматься!», испугался. Он был уверен, что матросы посадят корабль на мель. В последнюю минуту офицер потребовал пропустить его на мостик.

Став к телеграфу машинного управления, он, с плохо скрываемой неприязнью, заявил комиссару:

— Веду «Аврору» по необходимости… И не дальше Николаевского моста. Вы слышите? В насильственном захвате власти участвовать не желаю.

— Есть, — сказал Белышев, — там без вас обойдемся.

С помощью буксиров выйдя в Неву, крейсер развернулся и осторожно, обшаривая воду лучами прожекторов, малым ходом двинулся вверх по темной реке.

В три часа тридцать минут впереди показались контуры Николаевского моста. Эриксон задвигал рычажками машинного телеграфа, застопорил ход и приказал отдать якорь.

Не дождавшись, когда «Аврору» развернет по течению, офицер снял кожаные перчатки, бросил их в сторону и ушел с мостика.

«Теперь катись, без тебя обойдемся», — подумал комиссар и, став на его место, скомандовал:

— Осветить мост!

С «Авроры» взметнулся длинный луч, заскользил вдоль перил моста, выхватывая из тьмы фигуры убегающих офицеров и юнкеров.

— Чесануть по ним! — предложил кто-то из матросов.

— Не надо, сами уйдут.

ЛЕНИН ИДЕТ В СМОЛЬНЫЙ

Фофанова долго не возвращалась. Вместо нее в дверь постучал Эйно Рахья. Владимир Ильич обрадовался гостью. Он пригласил его поужинать и начал расспрашивать о последних событиях.

Но что мог рассказать Рахья? Он ведь не был членом Военно-революционного комитета. Знал лишь, что вооруженное выступление началось. Рабочим роздано много оружия. По его соображениям, если войскам Керенского удастся развести мосты и захватить подходы к ним, то рабочие районы будут разъединены. А по частям, известно, противника легче бить. Лишь в Выборгском районе положение ясное: власть фактически в руках Красной гвардии. Керенский к выборжцам боится сунуться. Народ крепкий, спаянный…

Владимир Ильич слушал рассказ, расхаживая по комнате, хмурился, о чем-то думал. Вдруг остановился и в упор спросил:

— А вы бы могли разыскать в Смольном нужного мне человека и привести сюда?

Рахья подумал и развел руками:

— Навряд ли. Трамваи, поди, уже не ходят. Значит, пешком туда и обратно, а это верст пятнадцать будет. Времени много уйдет, да и пропуска нужны. Правда, есть у меня две штуки, но они резинкой потерты… подделка будет грубой.

— Два пропуска у вас? — спросил Ильич. — Очень хорошо! Тогда мы сами пойдем в Смольный.

Рахья начал было отговаривать его, но Владимир Ильич не желал ничего слушать:

— Никаких рассуждений, идем!

Ленин на минутку присел и написал Фофановой записку: «Ушел туда, куда Вы не хотели, чтобы я уходил. До свидания. Ильич».

Без маскировки выходить было опасно. И Ленин, надев парик, повязал еще щеку платком, будто у него болели зубы, а на голову натянул старую завалявшуюся кепку.

— Ну, в путь! — наконец сказал он. — Гасите свет.

Рахья потушил лампу. Они вышли на лестницу и спустились вниз.