Завтра будет вчера

Карен встал с кресла и шагнул к окну.

— Виген дочь с утра в университет сам лично отвез, днем с ней по телефону разговаривал и обсуждал планы на вечер, а вечером ему труп ее привезли, понимаешь? Оскверненный изуродованный труп дочери, с которой он несколько часов назад разговаривал. Ей даже восемнадцати не было. Какие-то мрази бритоголовые девочку убили только из-за национальности, понимаешь ты? Хотя откуда тебе понять? Пока сам отцом не станешь, не поймешь, как сердце замирает, когда ребенок из дома выходит, и забивается вновь, только когда он домой возвращается.

— Почему именно скинхеды? Может, конкуренты Петросяна? Он же как раз только сеть ресторанов открыл.

— А кто знает, Грант? Кто знает? Может, и из-за бизнеса. Но эти… ублюдки, — Сафарян стиснул кулаки, его голос звучал глухо, он до сих пор вспоминал бледное, посиневшее лицо девочки в морге, — они клеймо выжгли ей на лбу в виде свастики… а потом насиловали несколько часов. А вчера такие же нелюди напали на мою дочь. И если бы не Артем…

Карен резко развернулся к притихшему зятю:

— Мне плевать, кто: конкуренты, скинхеды или просто грабители… Мне плевать, что ты думаешь по этому поводу. Я еще два дня назад решил найти для Нарине телохранителя.

Пока смотрел, как рыдает, согнувшись над белой простыней его лучший друг, как лихорадочно целует холодную ладонь дочери, всхлипывая и взывая к ней. Пока успокаивал его безутешную жену, забившуюся в конвульсиях прямо на пороге дома, как только в глаза мужу посмотрела, дал себе слово, что с его детьми такого не произойдет.

Грант склонил голову, принимая свое поражение, но по тому, как заходили желваки на скулах, можно было понять, насколько тяжело это ему давалось.

— Ничего, сынок. Это временно. Закончишь все дела в Ереване, и хоть сам за ней хвостом ходи. — Карен потянулся к чашке и, снова глубоко вдохнув терпкий аромат, сменил тему, — Что там по поводу поставки?

Зять допил кофе и поставил чашку на стол.

— Два вагона должны уже завтра прибыть. Насчет Сингапурского пока молчат. Но утром Аник звонил, сказал, что максимум в течение недели решат вопрос. И он более чем уверен, что положительно. Осталось с таможней договориться, и все.

— Таможню на меня оставишь. А экспорт?

— С экспортом отец уже все наладил. Как они и запрашивали. Можешь быть спокоен, золото в сроки в Россию прибудет

— Молодец, Грант.

Карен встал и подошел к зятю, похлопал его по плечу.

— Смотрю на тебя и спокоен за Нару.

Он уже подходил к двери, когда услышал, как скрипнули ноги стула по паркету.

— Карен, а как насчет Чижова?

— Молчит, тварь? Не колется?

— Не колется. Вчера орал что-то, к Богу и матери взывал, когда ему ногти вырывали, но не палит имена. Сам говорить с ним будешь?

— Значит, боится мразей своих больше нас. Идиот. Ну что же, — Карен пожал плечами и взялся за позолоченную ручку двери, — умирать-то один раз. Он сам сделал свой выбор, когда прошлую партию ментам сдал. Еще денек пусть его попрессуют, не расколется — пристрелите его и со спокойной душой можешь улетать, сынок.

* * *

Я уже с полчаса вертела в руках телефон, думая о том, звонить, или он все еще может спать. Набрала сообщение, но тут же стерла его. Если Артем спит, его не разбудить пушечным выстрелом, не то что звуком смски. Правда, мне всегда удавалось это другим способом. Хотя кто знает, какой он сейчас. Наверняка, изменился. Одернула себя мысленно, почему я решила, что знала его раньше? Мы знаем только свои иллюзии о человеке, но не его самого. Тот Артем, с которым я дружила и в которого была влюблена той самой первой любовью, не мог уехать без объяснений в неизвестность. Не мог не попрощаться и не сказать о том, что будет скучать по мне. Не мог не захотеть услышать, что я буду скучать о нем. Мой Артем Капралов не мог всего того, что смог настоящий.

Почему люди думают, что причинить страдания можно только словами и действиями? В моем случае для того, чтобы заставить захлебываться неизвестностью, оказалось достаточным не произнести ни слова, не совершить ни одного действия. Так много "НЕ" осталось между нами, что иногда даже светлые воспоминания окрашивались в серые тона щемящей сердце грусти. Подскочила к окну и открыла форточку, снова начиная злиться на себя. Потому что не должна думать о прошлом, не должна снова чувствовать, как горло перехватывает от воспоминаний этих. Тем более сейчас, когда до свадьбы с Грантом осталось так мало времени. Вздрогнула, когда телефон зазвонил: словно почувствовал, что о нем подумала. Правда, желания ответить не возникало. Убрала звук, глядя, как крутится, вибрируя, телефон на столе. Скажу, что спала в это время или в душе была. Не хочу с ним разговаривать после вчерашнего. Едва с ним не поссорились после ухода Артема. Конечно, Гранту не понравилось, что отец предложил незнакомцу такую работу, и что я пошла сама гостя провожать.