Завтра были письма

А вы могли бы?
Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?

Вот, даже Владимир Владимирович задавался вопросом. А вы могли бы?

Она и начала тот свой открытый урок со стихов.

Рита неторопливо прошлась по классу, улыбнулась комиссии, сунула руки в карманы пиджака, мотнула головой и громко произнесла:

– Из стихотворения Владимира Михановского «Мечта».

Класс в недоумении замер, а Рита продолжила:

Это ложь, что в науке поэзии нет.
В отраженьях великого мира
Сотни красок со звуков уловит поэт
И повторит волшебная лира.
За чертогами формул, забыв о весне,
В мире чисел бродя, как лунатик,
Вдруг гармонию выводов дарит струне,
К звучной скрипке, прильнув, математик.
Настоящий ученый, он тоже поэт,
Вечно жаждущий знать и предвидеть.

Кто сказал, что в науке поэзии нет?

Нужно только понять и увидеть.

Она снова улыбнулась, и сидящие напротив ребята и члены комиссии заулыбались в ответ. Завуч гордо выпрямилась на стуле, мол, знай наших, и незаметно кивнула Рите – «здорово!».

Рита коротко рассказала о советском писателе, стихи которого только что прочитала классу. Владимир Михановский собирался стать физиком, собственно, и стал им. Закончил сначала физматшколу, потом институт, но тяга к творчеству пересилила. В какой-то момент он начал писать книги. Но с какой же любовью и как же верно этот поэт и писатель говорил о математике!

Урок прошел интересно. И для ребят, и для комиссии. Это, наверное, было самое подробное письмо Риты, тем более что ей хотелось сказать Павлу спасибо.

Не понял. Не оценил.

Глава 31

Павел приехал перед Новым годом. Страсти уже улеглись, но Рита все равно бегала на почту. Скорее ради того, чтобы письма не взял кто другой. Наспех, не читая, пихала конверт в сумку и неслась на работу в техникум. Иногда вспоминала уже под вечер, в таких случаях ее прошибал холодный пот. А вдруг Петя нашел? Но, слава богу, Петру в ее сумке рыться было ни к чему.

Она потихоньку брала конверт и шла в туалет. В письме все было как всегда. Павел скучает. Павел страдает, никто его не понимает. Но у него есть главное: это – его любовь. Иногда Рите казалось, что ее и не существует вовсе, есть какая-то мифическая дама, возле которой так заманчиво поработать рыцарем. И совсем даже не плохо, что та дама далеко: ни к чему не обязывает.

Приезд Павла был для Риты полной неожиданностью. Он позвонил домой, трубку взял Санька:

– Мам. Тебя какой-то урод.

– Господи, ну почему сразу урод? – Рита легонько треснула его по лбу.

– Потому что он сказал: «Не были бы вы так любезны позвать Маргариту Викторовну».

Рита почувствовала недоброе. Они договорились не звонить друг другу без предупреждения. Павел как-то даже сочинил целое письмо на эту тему. Как всегда, высокопарным слогом и на «вы» он давал ей конкретные инструкции, что ей делать, если вдруг станет невмоготу и захочется услышать его голос.

«О деле. О звонках. Я не Штирлиц и так, как он, по телефону говорить не умею. Пока. Договоримся. В случае крайней необходимости звонить можно так:

– Это квартира такого-то (открытым текстом со всеми титулами)? С вами говорят из такого-то (любого, кроме Колпино) города и из такого-то учреждения (НИИ и пр.). Мы просим выслать вашего специалиста по такой-то (нести любую чушь) проблеме для консультации или просим разрешить приехать к вам в любое удобное для вас время и т. д., в том же духе. В промежутках вставлять нужное. На мой вопрос, кто говорит, плести чепуху. Ведь я по голосу определю вас, мой друг, и мы сможем поговорить даже при посторонних. Вот как я придумал! Не хуже Штирлица».

– Любимая, я в аэропорту. Прилетел в твой город. Ожидание стало невыносимым. Куда мне ехать?

Тоже мне, Штирлиц! Про себя он подумал, а про нее?!

Рита через силу улыбалась сыну и думала, что отвечать.

– Да, конечно, может быть, сама не знаю. – Она говорила, говорила, а сама соображала, не слушая витиеватые речи и задыхающийся голос:

– Любимая, наконец-то мы вместе! Я так ждал, я летел к тебе!

Наконец-то Санька потерял интерес к разговору и ушел в свою комнату.