Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата

В ту ночь я не сомкнул глаз. Ребята похрапывали, а у меня опять затряслись руки. Снова навалились тяжелые предчувствия. По улицам бегали собаки и выли.

Альхаджи проснулся и сел рядом со мной.

– Меня разбудили собаки, – пожаловался он.

– А мне вообще не спится, – ответил я.

– Может быть, это оттого, что ты ждешь встречи со своими, – усмехнулся он. – Мне тоже не терпится. – Он встал. – Как-то странно воют собаки, правда?

Одна из них приблизилась к веранде, села неподалеку и жалобно заскулила. К ней присоединились другие. Душераздирающие звуки!

– Да, она плачет, как человек, – сказал я.

– И мне так кажется, – Альхаджи зевнул. – Думаю, собаки видят то, что незаметно людям. Тут что-то не так. – Он сел.

Мы тихо просидели полночи. Псы продолжали выть до самого утра. На заре жители деревни начали просыпаться, закричали младенцы. Нам надо было уходить с чужой веранды. Мы с Альхаджи стали будить наших товарищей. Когда принялись трясти Саиду, тот не открыл глаза.

– Вставай, надо идти! – мы вовсю расталкивали его, потому что услышали, что хозяева дома сейчас выйдут.

– Саиду, Саиду! – умолял Канеи. – Может, он опять потерял сознание?

На пороге дома появился мужчина и поздоровался с нами. В руках у него была бутылка с водой. Он улыбнулся и сказал, что знает, что мы ночевали на его веранде.

– Это поможет поднять его, – мужчина побрызгал холодной на голову нашего друга.

Но тот не шелохнулся. Он лежал на животе, уткнувшись лицом в пыльную землю. Его бледные ладони были неестественно вывернуты наружу, влажный лоб наморщен, рот слега приоткрыт, в уголках глаз стояли слезы, а на щеках виднелись дорожки от них. Хозяин дома присел и пощупал его пульс.

– Мальчики, у вас есть знакомые в этом селении? – обратился он к нам.

Мы покачали головами. Тогда он спросил, глядя на Альхаджи:

– Кто из вас самый старший?

Канеи поднял руку. Они отошли в сторону, и мужчина что-то прошептал ему на ухо. Канеи заплакал, уткнувшись в его плечо. Тут до нас стало доходить, что Саиду покинул нас. Все рыдали, но я не мог плакать. Слезы стояли в глазах, живот свело, голова кружилась, а руки снова начали трястись. Сердце билось медленно, но удары его были тяжелыми. Хозяин дома и Канеи ушли и вернулись еще с двумя жителями городка и деревянными носилками, на которые положили тело. Нам велели следовать за носилками.

Труп омыли и приготовили к погребению в тот же день. Его завернули в белую простыню и положили в деревянный гроб, установленный в доме того человека, на чьей веранде мы спали.

– Среди вас есть его родственники? – спросил высокий худой мужчина, распоряжавшийся в этом городке похоронами. Мы отрицательно покачали головами. Мне показалось, что таким образом мы как бы отвергаем Саиду, нашего друга и спутника. Он был нам как брат. Но все же нас спрашивали именно о кровном родстве. По традиции, близкие люди должны давать согласие на проведение обряда.

– Кто-нибудь из вас знал его семью? – мужчина выжидающе посмотрел на нас.

– Я знал, – откликнулся Канеи.

Тот подозвал его к себе – распорядитель стоял с другой стороны гроба. Я пытался разобрать, о чем он говорил, следил за жестикуляцией его правой руки, в то время как левую он положил на плечо Канеи. Тот что-то ответил, долго кивал, а потом вернулся к нам. Мы сидели на стульях вдоль стены – их специально принесли для начала церемонии похорон. На ней присутствовали только мы, распорядитель и хозяин дома.

Гроб вынесли из дома, и маленькая процессия направилась по улицам поселка к кладбищу. Жители окрестных домов тихо сидели на верандах. Когда мы проходили мимо, они вставали.

Я отказывался верить, что Саиду действительно умер. Мне все казалось, что он просто потерял сознание и скоро встанет. То, что он уже никогда не поднимется, дошло до меня, только когда его в одном саване опустили в зияющую могилу и могильщики начали засыпать ее землей. От Саиду осталась лишь память. Горло у меня перехватило, стало трудно дышать. Распорядитель похорон, спрашивавший о родственниках мальчика, начал читать суры. Тут я тихо заплакал. Слезы капали на землю, и летняя пыль быстро поглощала эту влагу. Мужчины обложили свежий холм камнями, чтобы укрепить его.

Потом все ушли, а мы остались на кладбище. Вокруг были такие же могильные холмики, как у Саиду. Лишь на немногих из них стояли палки с табличками, остальные погребения были безымянными. Наш друг стал одним из таких анонимных мертвецов. Мы просидели на кладбище много часов, как бы ожидая чего-то.

Мы были совсем мальчиками – к тому времени всем было по тринадцать, кроме Канеи (он на три года старше), а таким юнцам трудно бывает разобраться в своих чувствах. Я не мог понять собственных ощущений. Это было похоже на тревогу и озадаченность, от которых спазм сводил внутренности.