Завтра мы будем вместе

Максим закончил Финансово-экономический университет и работал в банке. Островский заметил, что ныне половина молодежи безработная, а другая служит в банках и разных фондах. Марина вот-вот должна защитить диплом. Она — журналистка. До настоящего времени Островский материально помогал только Светлане Колокольцевой, растившей сына, ныне пятиклассника, в одиночку. И лишь жена, с которой он долгое время жил врозь, от его помощи отказалась. Почему они не оформили развод, я так и не поняла. Островский сказал что-то невнятное о своей работе с иностранцами, при которой статус женатого человека был предпочтительнее.

Мой осторожный вопрос о судьбе Юры вызвал у Островского добрую улыбку. Он сказал, что узнал обо всей истории с моим бегством из письма матери Юры, Маргариты Алексеевны. Юрка, после того как повариха Галя сообщила из Сухуми о моей отправке в дальние края, совсем отбился от рук. Сблизился со своим дружком, Витьком, известным своим пристрастием к алкоголю. И Юрка, спортсмен и почти отличник, едва сумел подготовить дипломный проект, так как несколько месяцев не просыхал и даже на защиту пришел навеселе, на что комиссия прикрыла глаза. Маргарита Алексеевна умоляла Островского спасти мальчика, дать ему вызов в часть, где он проходил практику. Видимо, Юра был откровенен с матерью, с восторгом рассказывая о морской службе и об офицерах. Упоминал и фамилию Островского.

К счастью, Островский до своего увольнения успел сделать Юре вызов из части. Юра Нежданов попал в это элитное подразделение, куда посылали своих детей морские начальники. Правда, вскоре они с Островским расстались, после увольнения того с флота, но Юра прослужил в части большую часть своего срока, до распада Союза. А там и дембель был не за горами, несколько месяцев на другой морской базе уже погоды не делали. За годы службы его душевная боль поутихла, и он вновь приобрел привычное равновесие. Он даже сумел вместе с мужем Эльки, мичманом Задорожным («Помнишь, мичмана?» — спросил Островский) затеять небольшое личное предприятие — прогулки на катерах по рекам и каналам Петербурга.

("Запомни, Катя, теперь ты жительница Петербурга.

Ленинград остался только в истории)". Так вот, ребята отыскали старую посудину, пожарный катер столетней давности, сами отремонтировали, подкрасили, подновили. Теперь у них семейный подряд.

Маргарита Алексеевна — за экскурсовода.

Особенно меня удивило упоминание о Кате-дурочке. Матросы-предприниматели и Катю приставили к делу. Ее должность гардеробщицы сократили в библиотеке первой, и поначалу Катя-дурочка собирала и сдавала пустые бутылки, но не выдержала конкуренции в этой области. Побирушкам требовались хитрые мозги и крепкие локти, но ни тем, ни другим бедная дурочка не обладала. Катя бедствовала и голодала, опекунша держала ее в черном теле. Но не зря говорят, дуракам везет. Повезло и Кате. Однажды бывшему мичману, Ивану Задорожному, напарнику Юры по прогулочному катеру, пришла в голову светлая мысль предложить ей работать человеком-бутербродом — так называют людей, таскающих на себе двухсторонние фанерные щиты-рекламки. По словам Островского, бедная женщина в этой роли смотрелась неплохо. Ей обрезали косы, в которые она любила вплетать разноцветные ленты. Теперь седые волосы пятидесятилетней женщины были украшены черным бархатным обручем, а на приплюснутое одутловатое лицо ее никто не смотрел. Зато красочный плакат с лодочкой, вздыбленной на волне, привлекал взгляды прохожих. Вскоре Катю оснастили мегафоном, и она громко призывала жителей и гостей города совершить прогулку на катере. Видимо, Кате-дурочке ее новая работа пришлась по нраву. Она не болела и никогда не пропускала своих дежурств.

Слушая рассказы Островского, я на переставала лить слезы. Жизнь, о которой он рассказывал, казалась настолько невероятной, что походила на кинофильм. Какое место обрету я в том мире, где, как сказал Островский, все ниши уже заполнены? Кто не успел — тот проиграл.