Вспышка гнева погасла так же внезапно, как и возникла. Лерка застыла посреди подземелья, тяжело дыша. И почти сразу осознала, что совершила ошибку, нарушив целостность этих проклятых пакетов: вначале у нее неприятно засвербело в носу, а потом появилось головокружение. Пока легкое, как от бокала вина. Но Лерка быстро сообразила, что это только начало беды. Живо вспомнилось недавно пережитое похищение и растворяющееся в наркотическом бреду сознание. Это была западня, которую она на этот раз сама себе устроила! Лерка в панике огляделась по сторонам. Поднятая пыль пополам с порошком клубилась вокруг нее в свете экрана. А это означало лишь, что в этот раз она может надышаться столько, что уже никогда отсюда не выберется живой. А может, и мертвой тоже не выберется: прикопают бандиты найденный труп здесь же, и дело с концом! Но Лерке совсем не хотелось умирать, тем более так глупо и бесславно. И она решилась рискнуть! Снова отключила телефон и ухватилась за свисающие корни многострадальной туи. Подтянуться удалось со второго раза: в первый Лерка соскользнула, упав на злосчастные пакеты и расчихавшись. Потом догадалась намотать сырые и скользкие корни на руку. И, перехватившись за них несколько раз, выбралась на свободу, на чистый воздух. Огляделась, помня о том, что нужно скрываться, но вдруг потеряв всякий страх. Причину этого далеко искать не требовалось, она была внизу, почти у Лерки под ногами. Подавив идиотский смешок, Лерка показала подземелью оттопыренный средний палец, затем той же чести удостоились и бандиты, караулящие ее где-то на подступах к дому. Но, к счастью для Лерки, оставшегося ума ей хватило на то, чтобы понять: в таком состоянии она не убежит не то, что от бандитов, а даже от трехлетнего ребенка.
– Значит, домой мне нельзя! – тихо вздохнула она, с сожалением глядя на пробивающийся сквозь ветки свет уличного фонаря. – Ну и ладно! – она развернулась к дому спиной и пешком направилась в сторону города.
Народная мудрость гласит, что пьяным море по колено. Как показала практика, обкуренных (или же нанюхавшихся) это тоже касалось. Лерка, почти не таясь, прошла через весь парк. Один раз даже случайно вышла на дорогу, от которой старалась держаться подальше, и тоже никого там не встретила. Мало того – нашла в кювете свою сумку, которую выронила почти сразу, как кинулась бежать. После этого на открытое пространство Лерка уже не выходила. Добралась парком до центральной дороги и, понимая, что автобусы давно уже не ходят, пошла вдоль нее, придерживаясь леса. Эйфория, охватившая Лерку в подземелье, помогала ей преодолевать любые препятствия, даже не задумываясь над этим, и не замечать усталости. Чего Лерка не могла игнорировать – так это жажды, но сейчас и это не стало для нее проблемой, она просто несколько раз пила из лесных луж, легкомысленно не задумываясь о возможных последствиях. Потом, когда редеющий лес уступил место пустырю, который, в свою очередь, наконец-то начал сменяться первыми многоэтажными домами, Лерка перестала придерживаться дороги и храбро пустилась в путешествие по улицам окраины. В них заблудиться оказалось гораздо легче, чем в парке или даже в лесу. Но, на Леркино счастье, время уже близилось к рассвету, и в некоторых дворах уже начинали свою работу жаворонки-дворники, которые и указывали ей путь. Поглядывали на нее при этом, правда, странновато, но Лерка не удивлялась, сама догадываясь, что выглядит сейчас далеко не лучшим образом. Единственное, что у нее вызывало опасения, – пустят ли ее в таком виде в метро. Но зеркала под рукой не было, так что оставалось полагаться только на удачу.
До ближайшей станции Лерка добралась как раз к ее открытию. Удача, где-то с половины ночи развернувшаяся к ней лицом, и здесь ей улыбнулась: на нее никто даже внимания не обратил. В вагоне народа было немного, и Лерка скромно забилась в самый уголок, считая станции. Игорь жил возле метро, и минут через сорок она до него доберется. Снова жалкая, лохматая и извалянная в грязи, да еще и с распухшим носом. Как она подозревала, не от простуды, а от той химии, которую ей довелось вдохнуть. Из организма та почти вся выветрилась за время интенсивной прогулки по свежему воздуху, а вот нос продолжал возмущаться и саднить. И выглядел соответственно, Лерка не видела, но чувствовала это. На свое отражение в стекле вагона она даже взглянуть боялась, опасаясь того, что после такого зрелища ей останется только одна дорога – подальше от людей, в глухой скит. Словно какой-то злой рок тяготел над ней, каждый раз принуждая предстать перед Игорем в каком-нибудь непотребном виде, да раз от раза все хлеще. Но, кроме него, больше Лерке не к кому было обратиться: домой не попасть, а из тех, кто живет в городе, только он сможет ей помочь и не будет задавать лишних вопросов, потому что и сам в курсе всего происходящего.