«Надеюсь, тебе не придётся этого доказывать». — Мысль была тяжелой. Я промолчал. Алан отвернулся:
— Я пойду к ней. Извинюсь ещё раз. Без всех. По-настоящему.
Мне не хотелось отпускать его к Вэрди, и я прекрасно понимал, что не только из-за того, что он может вновь сказать что-то, что расстроит её. Была и вторая причина. Её ответ, которого всё ещё не было. И которого я готов был ждать. Алан об этом не знал. Алан привык к тому, что был с ней всегда, и я понимал его. Но… почему-то стал забывать, что он в чем-то тоже ребенок… и мне хотелось его ударить.
— Мне плевать, что ты скажешь, — щенок снова оскалил зубы, а я снова сдержался. — Я все равно пойду.
«Ему четырнадцать, а не двадцать восемь. Он не ушел от четырнадцати ни на год, сколько бы лет назад все они ни перестали взрослеть. Помни об этом. Помни», — мысленно твердил я себе, а вслух спросил:
— Сколько времени, Ал?
Удивленный неожиданным вопросом, мальчик машинально посмотрел на часы.
— Около двух.
Байерс все ещё ждал. И я решился.
— Иди к ней, — вздохнул я. — И найди её побыстрее. Она замерзнет.
Не ответив, Ал пошел к озеру. Некоторое время я смотрел ему вслед, все ещё пытаясь побороть то отвратительное чувство, которое жгло нутро. Мальчишка. Чем он может ей помочь, особенно после всего, что успел натворить только за то время, что я здесь? А впрочем… в одном он прав. Принцесса нужна им не меньше, чем мне. И как бы мне ни хотелось, я не могу просто так забрать её у них, увести из этого логова, бросив остальных — без вожака они не проживут и недели. По крайней мере, сейчас.
Путь вдоль железной дороги не был долгим. Вскоре я увидел и таблички, предупреждающие об опасности, и белоснежный автомобиль где-то вдали, и долговязую фигуру моего старого друга, которого я не помнил. Вильгельм Байерс скрестил на груди руки и расхаживал туда-сюда, попугая у него на плече не было. Увидев меня, он оживленно махнул рукой:
— Ник, я думал, ты не явишься. Что у вас там…
— Ничего, ерунда, — я нетерпеливо махнул рукой. — Ты принес?
Он помрачнел:
— Я… пришел сказать, что все откладывается. У меня сейчас нет не засвеченного в грязных делах оружия. Я его ищу, но пока…
— Ничего, — вздохнул я. — Понимаю…
Да, я понимал. Но он отвел взгляд. Он очень странно отводил глаза, так делают, когда не верят. Я понял и это, невольно подбираясь, готовый броситься, ожидая, что из автомобиля появятся полицейские или солдаты. Откуда-то я знал, куда именно буду бить и как бежать, но… внезапно почувствовал обиду. Как он мог не верить мне, ведь мы… а вот что связывало нас, я знал только из его уст. И мои собственные воспоминания об этом были скрыты очень глубоко. Слишком глубоко, чтобы проснуться… но, похоже, недостаточно глубоко, чтобы не причинять мне боли.
— Ты ничего не вспомнил? — он цепко взглянул на меня. Да, теперь я знал точно. Не верит.
Я покачал головой:
— У меня сильные головные боли… я ничего не могу вспомнить. И тебя тоже. Прости. Кстати, ты не видел здесь девочку? Блондинку в норковой шубе.
— Видел… — медленно отозвался Байерс. — Я отправил моего… напарника… проводить её.
Одной бродить в таких местах опасно. И… очень странно, что она была здесь одна.
— Почему? — удивился я.
— Потому что она дочь одного небедного ученого. И он старательно прячет ее, выдавая чуть ли не за жену.
Последние слова показались мне абсурдными. Заметив выражение моего лица, Байерс поспешно объяснил:
— Все родители…
— Умерли. Знаю, мне говорили. А с вашим ученым этого не случилось. Может, было противоядие?
— Противоядие могло бы быть, если бы был яд… — медленно откликнулся Вильгельм. — Мы ведь до сих пор не знаем, отчего они умерли. Тебе это известно?
— Известно. И мне известно от Вэрди кое-что ещё…
— Что?
— Этот профессор работал над двумя проектами, связанными с биопсихическими волнами. «Линии силы» и «Черный ящик». Я не совсем знаю, что это может значить, но… почему-то мне кажется, что тебе надо поискать сведения о них.
— Зачем? — он прищурился.
Я сказал почти правду:
— Я не знаю.
— Откуда такие сведения у детей?
Вспомнив, что говорила мне Вэрди об Алане, я ответил:
— С развалин НИИ. Они иногда лазают там.
— Хорошо, я попробую узнать.
— Ты не веришь мне, да? Думаешь, что я вру тебе?
Я задал свой вопрос быстро, чтобы успеть поймать его. И поймал. Глаза расширились, а потом вновь неприятно прищурились, бледные щеки окрасились румянцем. Байерс шумно выдохнул и скрестил на груди руки:
— Извини, Ник, но я не знаю.
— Копаешь, да?
Он опустил взгляд:
— Скоро придёт на тебя досье. И тогда я буду знать, что мне… что
Сейчас, глядя в эти сузившиеся глаза, я очень ясно понял и кое-что ещё. Он убьёт меня. Спокойно убьёт, если узнает, что за эти годы, что мы не виделись, я стал кем-то, кого можно записать в число врагов. И ему будет плевать и на колледж, и на нормативы по стрельбе, и на своего зелёного попугайчика, из-за которого он выглядит безобидным придурком с высокой должностью. Вильгельм Байерс прекрасно умел создавать обманное впечатление, это получилось даже со мной. Тем не менее, я не удержался от ответа: