Завтра нас похоронят

— …Я уверен, что у тебя получится, Ник. Если ты сможешь вить верёвки из этой дамочки, страна будет наша. Почти под боком у этих красных обезьян на Востоке.

— А что дети?

— Какие дети?

— Те, кто известен под кодовым названием «неживые-немёртвые»?

— А-а. Крысята? Да ничего. В наших лабораториях им найдётся какое-нибудь применение.

— Применение? Это же дети!

— Ник. Это НЕ дети. Это неизвестная мутация. Возможно, очень опасная. То, что это произошло в той стране, не значит, что этого не может произойти у нас. Хочешь, чтобы твоя дочь, когда ты заведешь семью, стала такой? Хочешь из-за неё сдохнуть?

Оправдание. Простое объяснение, позволяющее делать то, что придёт им в голову. Политически весомое и научно значимое. Как всегда. Я промолчал. Мне продолжали говорить, чеканя каждое слово, силясь вбить их в мою голову:

— … и наша задача — её изучить.

Вот только остался один вопрос.

— А если изучить не получится? Ученые из А. не были дураками.

Терпение было потеряно.

— Ты заладил это «если»! Чёрт возьми, Красная Гроза, кто в тебя сегодня вселился? Что мы делаем с неизвестными мутациями?

Ответил уже другой голос, из темного угла комнаты. Ответил человек, сидящий на фоне герба с орлом, человек с лицом, будто вытесанным из цельного куска дерева:

— Вырезаем. Уничтожаем. Всех до единого…

Я никогда не хотел выполнять этого задания. Никогда. Но…

Она приподняла голову, и я почувствовал, как тёплые губы коснулись моих губ. С робкой нежностью, которая была такой незнакомой и наполнила слабостью всё моё тело. Прикосновения тонких пальцев… бешено стучащее в груди маленькое сердце… это казалось сном. Слишком хорошим сном для ублюдка, которым я был.

Я закрыл глаза, неуверенно отвечая, с трудом сдерживая первый порыв — зарыться пальцами в тёмные волосы, прижать сильнее. Но я не мог целовать её так, как тех, кого целовал до неё, — она была не такой, как они. Она была где-то на грани — между женщиной, с которой я хотел быть, и девочкой, о поцелуе с которой не смел даже думать. Сжав плечи Вэрди, я отстранился:

— Принцесса… ты что?

Она внимательно всматривалась в моё лицо:

— Ты не хотел этого?

Если бы ты только знала, принцесса, что ты целуешь Красную Грозу… Одного из тех, на кого в твоём детстве, которое так странно закончилось в один день… или стало вечным, рисовали злые карикатуры в журналах — рисовали на фоне звездно-полосатого флага. А если ловили, то расстреливали — с расстояния в метр, строем, так, чтобы в образовавшуюся дыру из мяса и раздробленных костей можно было засунуть руку. Но об этом не узнает больше никто.

— Прости, — она опустила голову, краснея, — Я…

Не договорив, Вэрди вдруг резко вскочила, напряженно прислушиваясь:

— Что-то грохочет… И… Робин кричит.

Я прислушался. Рычание мотора, отдалённые голоса… а ветер доносил какой-то очень знакомый запах, от которого щипало глаза и пересыхало в горле. Вместе с этим запахом пришло и ощущение — угрозы. Знакомое мне, тяжелое, заставившее моментально напрячься все мышцы. Именно это - умение предчувствовать, мгновенно принимая решение, - всегда помогало мне выживать.

Вэрди уже бросилась к выходу из вагона, я схватил её за руку, удерживая, быстро прижал палец к губам:

— Подожди… тихо…

Осторожно приблизившись к окну, мы выглянули. Хвост поезда уже охватило пламя. Чёрный силуэт машины Котов был отчётливо различим в пляшущем оранжевом свете. Огонь всё усиливался, горела даже промерзшая трава, видимо, чем-то политая. Вэрди хотела закричать, я быстро закрыл ей рот рукой.