Завтра наступит, я знаю

Психолог горбольницы, выслушав рассказ о неладах с памятью, покачал головой, расспросил о том, о сём, и подвёл к мысли, что затянувшаяся со дня гибели родителей депрессия и привела, в конце концов, сюда, на больничную койку. Надо, дескать, переосмыслить жизнь, сделать выводы и отпустить прошлое, ибо, пока мы в него глядим, неуважительно показываем задницу будущему. Нехорошо. А провалы в памяти? – спросила Регина. Почему я… как тот Леонов-Доцент: «Тут помню, тут не помню»³? Начинаю вспоминать какой-то определённый год – и словно вижу склеенную кое-как киноплёнку с вырезанными кадрами. Допустим, ездила в Прагу, но абсолютно не помню ни города, ни самой поездки, только факт, что она была. Вот уж пожалеешь, что не вела дневник, даже в соцсетях не сидела по недостатку времени… Помню, что провела изумительные Новогодние праздники в прошлом году – но вот с кем, где? Ни-че-го в голове не осталось! Что за ерунда?

Это последствия недавнего шока, вздыхал дипломированный психолог. Голубушка, всё-таки инсульт – серьёзное испытание для мозга. Да, удивительно, что память словно прорежена; но, возможно, с этими временными участками связано что-то неприятное, ужаснувшее вас? Игры подсознания – хитрая штука… Но вы же владеете целостной картиной своей жизни? Вот видите! Ничего, пройдёте реабилитацию, успокоитесь, разберётесь, наконец, со своей затяжной депрессией – и, рано или поздно, всё встанет на свои места.

…Вспоминая эту беседу, заброшенную книгу, унылую бессонницу под колючим даже в пододеяльнике одеялом, непонятную печаль по непрожитой Истории – что, может, тоже шиза, как у бывшего мужа? – Регина поглядывала с больничной веранды на жиденький парк, на одинокие, ещё не согнанные мартовским солнцем, почерневшие снеговые кочки и пыталась бороться с очередным приступом тоски.

– Может, оно и лучше было бы – взять и не очнуться? – не выдержав, спросила вслух, благо, никто рядом не крутился. – Кому она нужна, в сущности, эта моя никчемушная пустая жизнь? Что и кому я пыталась всё это время доказать? А? И главное – зачем?

Разумеется, ей никто не ответил. Где-то вдалеке, за голыми деревьями, плохо сдерживающими звуки большого города, вжикали автомобили, гудел поезд; в небе, оставляя белые пухнущие следы, прокладывала трассу тройка реактивных самолётов. С ветки ближайшего тополя косилась большая чёрная птица, точь-в-точь Ворон из фильма о Кае и Герде… Вздрогнув, будто его застукали с поличным, гипотетический ворон едва не свалился с ветки, каркнул негодующе и, сорвавшись с места, улетел. Кому тут было отвечать?

– Как-то, однако, надо жить дальше, – вздохнула она. – Работу, что ли, сменить? Уехать к чёрту на рога? Сил уже нет, всё достало…

И поняла, что сказала, наконец, то, в чём давно боялась признаться.

Вот оно.

Достало.

Глава 2

Во время испытания стекаются все беды.

Иоанн Дамаскин

Но что, если всё, что происходит здесь, имеет свою причину?

«Остаться в живых (Lost)»

Она надеялась, что хотя бы дома, в котором и пресловутые стены помогают, в голове прояснится; развеется, наконец, зыбкий туман, затягивающий временами сознание, пройдёт несвойственная ей, уже надоевшая апатия. Тем более что лечащий врач выписал её с лёгким сердцем, хоть и несколько недоумевая: видимо, всё же сомневался в диагнозе, но кто о таком говорит вслух при пациенте? Во всяком случае, очень немногие. Приступы полнейшего безразличия и отупения легко объяснялись лошадиными дозами успокаивающих средств, которые Регина твёрдо решила дома не принимать, желая, наконец, вернуться к кристальной чистоте рассудка. Несмотря на положенный ей месяц больничного она собиралась выйти на работу через неделю. Потихоньку-полегоньку подготовить дела к сдаче – и… Пока не остыло стремление убраться куда угодно, к чёрту на рога, в самом деле, лишь бы не видеть опостылевшей действительности.

Разумеется, она помнила мудрое высказывание, что, куда бы человек ни поехал, повсюду будет таскать за собой самого себя. Так оно и есть. От нажитых тараканов в голове сразу не избавиться. Но сделать это всё же легче, если не остаётся рядом привязок-якорей, упорно тянущих к прошлому, где спокойнее, надёжней… Проверено, знаем. Регина-то в своё время и замуж выскочила, чтобы не возвращаться в родительский дом, к домашнему рабству. Кому сказать – не поверят: взрослая женщина, а когда-то сжималась от страха при мысли, что мамочке не понравится её поступок, мама не одобрит… Или: что скажет папа? Как они огорчатся, если она не оправдает их надежд? Абсурд, вроде бы, но до того памятного тридцатника она не находила сил сбросить ярмо родительской опеки и удушающей любви. На то же, чтобы изжить окончательно чувство вины и желание вернуться, понадобилось десять лет.