Завтра наступит вчера

Старика Сандро знали здесь все. Первый же встречный охотно рассказал, как его найти. Пояснения, правда, заняли минут сорок. не меньше. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Юля выслушала неспешный, обстоятельный разговор двух мужчин — русского и абхаза: о столичных ценах на бензин («Господи, да зачем им здесь московский бензин?!»), о погоде, о ранней весне в Абхазии и поздней в Москве, о пользе мацони, о стипендии в МАДИ («сын хочит учицца, знать лада, сколько слать, чтоб не спортить парня, да?»), о чистоте реки Бзыбь («пить можно, знаишь?), о прошлогодних ценах на мандарины, о жене Сандро Марии, у которой настоящая чача («чистая, как слеза сына маиво, и вкусная, как первый пацылуй!»). Чача плавно перетекла в домашнее вино («прихады, дарагой, черным вином угощать буду. Пил? Нет?»). Пришлось Юле выслушать и притчу о том, как однажды священник сказал любителю выпить: «Ваш первейший враг — вино». «Вы правы, — ответил тот, — но в Евангелии сказано: «Возлюбите врага своего». Рассказал эту притчу Антон, чем окончательно расположил к себе общительного аборигена. Наконец мужчины, довольные друг другом, распрощались, и каждый пошел своей дорогой.

— А ты, оказывается, любитель поговорить, — заворчала Юля, когда абхазская спина оказалась на приличном расстоянии.

— Ты не понимаешь, — возразил Антон. — нельзя нарушать законы гостеприимства. Здесь каждый чужак — гость должен уважать хозяина и уметь его слушать.

— Мы не в его доме. Какие мы гости? — не сдавалась приезжая.

— Гость начинается с тропинки, по которой идет к дому.

— Слушай, откуда ты это знаешь? Ты же в подмосковном лесу живешь, а не в абхазском ауле!

— А ты, Батманова, сейчас лишний раз доказала, что отпускать тебя сюда одну было нельзя. Ну вот, мы. кажется, пришли.

Они остановились у зеленой калитки. Сквозь редкий частокол был виден цветущий сад и большой дом, стоженный из камня. Во дворе играли дети, гоняясь друг за другом с вытянутой рукой. «Странная игра какая-то, — удивилась Юля, — салки, что ли?» Ее опять начало трясти мелкой противной дрожью.

— Не волнуйся, все будет хорошо! — одобряюще шепнул Юрин друг.

— А я и не волнуюсь, — храбро ответила Батманова и икнула.

На крыльцо вышла женщина в черном платье. Из-под повязанного платка строго смотрели темные глаза.

— Вам кого? — Ее голос оказался очень красивым звучным, густым и мелодичным, словно лилось густой душистой струей то самое черное вино из «изабеллы», которое звал Антона коммуникабельный абхазец.

— Здравствуйте! Мы из Москвы, — крикнул Антон через изгородь. — Нам Сандро нужен. Он дома?

— Он нам очень нужен, — пискнула храбрая москвичка. И неожиданно ляпнула: — Извините.

— Ты лучше молчи, — шепнул Антон. — Я сам.

— Сандро дома. Чай пьет. Сейчас спрошу. — Женщина скрылась в доме.

— Вот тебе и законы гостеприимства, — проворчала зачастокольная гостья.

— Ты не понимаешь, кроме гостеприимства есть еще уважение к старшим, к главе семьи, к мужчине.

Она не может позвать в дом людей без согласия хозяина. Она — женщина, а главный в доме — мужчина.

«Ничего себе — порядочки, — поежилась Юля, слава Богу, что я не в ауле. Вылетела бы вмиг из всех домов со своим характером». И почесала нос. На пороге появилась хозяйка и пошла по тропинке к калитке. Открыла ее и приветливо пригласила.

— Заходите в дом. Чаю попьете. Устали небось с дороги.

«А она хорошо говорит по-русски, — удивилась Юля, — почти без акцента».

— Извините, что внезапно, — бормотала столичная гостья, топая за черным платьем к дому. — А мы еще привет Сандро привезли. От съемочной группы, которая его снимала осенью, — подлизнулась она. И добавила для пущей убедительности: — Очень хорошая передача получилась. Вы не смотрели?

Женщина не ответила и, открыв дверь, молча пропустила гостей в дом.

За столом, покрытым белой скатертью, сидел и пил чай крепкий мужичок лет шестидесяти. Одет в полосатую — серое с черным — рубашку навыпуск, черные просторные штаны, ноги уютно прячутся в домашних тапочках без задников. гладко выбрит, седые волосы (пожалуй, только седина и выдает истинный возраст) — ничем не отличается от среднестатистического москвича. Вот только пронзительные темные глаза да крючковатый нос выдают неславянскую кровь. А от хилого столичного интеллигента отличают руки — большие, сильные и загорелые.

— Проходите, садитесь к столу. Гостями будете. Не надо стоять на пороге. Как говорят у вас в России, в ногах правды нет.

Юля, как загипнотизированный удавом кролик, медленно двинулась вперед, к столу — забыв про Антона, про молчаливую Марию, про правила вежливости, которые диктовали поздороваться и не высовываться впереди мужчины, про кавказские обычаи и традиции, которым учил ее Юрин друг, знаток этикета. Все заготовленные слова и фразы разом вылетели из ее головы. Она подошла к человеку с большими сильными руками, опустилась перед ним на колени и заплакала, выпустив наконец на волю свое горе.