Завтра наступит вчера

Объяснялось это просто: она боялась себя выдать. Блеском глаз, волнами чувственности, исходящими от ее тела, и той особой летящей походкой, по которой за версту узнают влюбленных. Amor omnibus idem![6] И Юля не стала здесь исключением. Однако Юлька никак (ну никак!) не хотела, чтобы с ней это произошло. Напрасно ее терпеть не могли бабы — не была она им соперницей, не участвовала в этой дурацкой борьбе за самца. Больше всего на свете Юля ценила свою свободу и независимость. Не то чтоб рыжая Юлька была бесполым «синим чулком», отнюдь! Легкий флирт? Почему бы и нет, приятно щекочет нервы. Поцелуйчики в укромном уголке? Очень даже недурственная закуска под легкий флирт. Но любовь? О нет, это не по ней! Наблюдая за развитием Вассиного романа с ее ненаглядным Владом (женатым, да еще с ребенком!) и видя, на какой гремучей смеси боли и страсти замешены их чувства, как мучительны переходы от безысходного отчаяния к твердой уверенности в светлом совместном будущем, Юля дала себе зарок, а точнее, два. Первый — никогда не влюбляться в женатого (слава Богу, сия чаша ее миновала) и второй — никогда не влюбляться вообще. Вернее, немножко не так. Влюбиться-то как раз можно — любить нельзя. Нельзя отдавать свои тело, душу. Невозможно полностью зависеть от другого человека — его настроения, желания, чувства. Нельзя быть рабой его рук, губ, глаз. Немыслимо замирать у небольшой пластмассовой коробки с трубкой и шнуром, молясь на нее Богу: «Господи, позвони, позвони, позвони!» Нет, она на это не пойдет. Ни за что! Никогда!

И вот теперь все разрушено. Все ее такие правильные, верные умозаключения вылетели в трубу, псу под хвост, провалились в преисподнюю. И гореть ей отныне в этом дурацком, безумном, прекрасном любовном огне всю оставшуюся жизнь!

Позавчера они были в ресторане. Ходили ужинать в «Берлин». Или «Савой» — черт его знает, как правильно. И так и сяк называют. Юрий заехал за ней в восемь. Передал привет от Марьи Афанасьевны. Интересно, как долго будет прикрываться он бабушкой? Но за привет, конечно, поблагодарила и передала ответный. Не лицемеря. Марья Афанасьевна действительно прелесть. В машине слушали Аль Бано и Ромину Пауэр. Супружеская парочка, как всегда, млела от любви и роскошной мелодии, заражая других. Москва с ума сходила этой осенью по итальянской эстраде. Ресторан — высший класс! Официанты вышколены, тонкие кусочки черного хлеба поджарены, в центре зала фонтан бьет, и рыба плещется. Не жизнь — сказка! Батманова в таких местах еще не бывала. В ресторан она нацепила фамильное достояние, старинную сапфировую брошь — букет васильков, обвязанный платиновой лентой, усыпанной бриллиантами. Делая Юлечке подарок на двадцатилетие, бабушка сказала, что этой броши цены нет. С ней еще прабабушка танцевала на балу со своим будущим мужем, камер-юнкером Двора его императорского величества. Сапфировые васильки очень подходили к синим глазам и хорошо смотрелись на тяжелом сером шелке итальянского костюма, единственной приличной вещи из. Юлиного гардероба, сожравшей две зарплаты. Как тогда выжила — уму непостижимо! Спасибо Лильке-монтажеру: согласилась на рассрочку.

— Гулять так гулять! — весело пошутил Юрий и сам, отказавшись от услуги официанта, разлил по бокалам пенившуюся золотую жидкость. — За что выпьем? — серьезно спросил, улыбаясь одними антрацитами.

— За просто так! — отпасовала серьезностью Юля. Ее сапфиры — на груди и под полосками бровей — не дрогнули, не сверкнули ответной улыбкой.

— Принято! — кивнул Юрий и, отпив из рожкообразного бокала шампанское, заметил: — А вы знаете, Юля, самое трудное — это жить просто так.

Юлька, изучая меню, вопросительно подняла глаза.

— Я думаю, самое сложное в жизни — соблюдать принцип «простотакания», — неясно пояснил он. — Просто так, не ожидая выгоды, дружить. Просто так, без принуждения, работать, на совесть, а не за монету. Просто так, без расчета, любить. — И помолчав, добавил: — И уйти просто так — очень сложно. Во всяком случае, жить по этому принципу умеют далеко не многие, и мне кажется, что они-то самые искренние и честные.

У Юли промелькнула мысль: что-то здесь не то, что-то за этим кроется, личное что-то. И эта мысль неприятно задела.

— А вы, кажется, приуныли? — Он изменился в одно мгновение: только что был таким серьезным, а сейчас в черных глазах пляшут смешинки. — Утомил я вас своими — рассуждениями. Знаете, иногда я занудничаю, как бабушка. Недаром говорится: от осинки не родятся апельсинки.

Сделав заказ, они выпили по второму бокалу — за знакомство. Потом за Марью Афанасьевну — чтоб была жива-здорова. За закусками выпили за удачу, за горячим — на брудершафт. Юрий оказался очень приятным собеседником, легким и веселым. Интересно рассказывал про учебу в МГИМО, который закончил шесть лет назад, про сокурсников, разбросанных по всему миру, про родителей, постоянно живущих за границей и видевших сына только в отпуске.

— Я с ними до восьмого класса жил, а потом все время с бабушкой. Она моя вторая мама.

— А сейчас они где?