Завтра наступит вечность

– В самую точку, шеф, – с чувством сказал я. – Как и сухопутные крокодилы. Они тоже не совсем из нашего времени.

– Молчи, клоун. Иди проверь машину.

Танк был горячим, как утюг. Я вскарабкался на броню и обжег пальцы о круглую крышку люка. Почему-то меня совсем не удивило то, что она легко открылась.

И неизвестно почему я был убежден: в танке кто-то затаился. Только когда из люка на меня пыхнуло жаром, я успокоился. Духовка. Если бы там кто-то сидел в засаде, то давно запекся бы до румяной корочки.

– Чего встал? – донесся снизу недовольный голос Стерляжего.

– Терпение, шеф, – ответил я. – Не хочу шкворчать, шеф. Жареный вибрион – это невкусно.

Он понял. А я выждал еще минут пять и только тогда рискнул проскользнуть в люк. Духовки там уже не было – была обыкновенная сауна. Мечталось о тугой струе ледяной воды из брандспойта – охладить броню. Или, что гораздо лучше, о жидком азоте.

Внутри был порядок. Плавая в собственном поту, я пересчитал снаряды – тринадцать штук, боекомплект далеко не полный. Размышляя, расстраиваться мне или нет по поводу несчастливого числа, я пролез в башню и нашел четырнадцатый снаряд в казеннике орудия. Оба пулемета оказались заряжены и готовы к действию.

А неслабо повоевали ребята… Четырнадцать снарядов. А должно быть больше пятидесяти.

Я вылез на броню, открутил горловины баков, двух внутренних и одного наружного, потребовал, чтобы мне сломали прутик, и замерил уровень топлива. Чуть больше половины заправки. Не так уж плохо.

– Эй! Курящие есть?

– Что? – спросил не расположенный к юмору Стерляжий.

– Сам знаешь, что нет, – с ненавистью отозвался Аскольд.

– Жаль, – вздохнул я, – а то бы отогнал на сто шагов. Тут бензин авиационный.

– В танке?!

– Нет, в дирижабле. В танке, где же еще! Аглицкая вещь.

Прежде чем меня обругали, я снова нырнул внутрь и занялся делом, то есть осмотром на предмет: использовать находку целиком или просто помародерствовать.

Всю кормовую часть башни-гробика занимала радиостанция, зарешеченная, словно хищный зверь в зоопарке. На самом-то деле, конечно, решетка оберегала саму радиостанцию от экипажа – танкистам иной раз случается выполнять функцию камешков в погремушке. Радиолампы, видите ли. Та еще техника, пальцем ее не тронь.

Радиостанция, однако, работала, а значит, аккумуляторы еще не сели. Зато не действовало внутреннее освещение, да и внешние фары, как я успел заметить, были побиты. Заводить двигатель я не стал, повращал башню вручную, навел орудие на Аскольда и вылез. Ничего не понимая. Вполне исправная машина завязла в болотине – ладно, бывает. Экипаж решил, что проскочит, и ошибся. Но куда он потом испарился? Пять человек, между прочим. Забрали личное оружие, личные вещи и смылись. Почему они не попытались вытащить машину, почему, черт возьми, бросили ее?

И куда они в конце концов подевались?

В том, что машина доползла до этого места не самостоятельно, а с экипажем – по меньшей мере, с механиком-водителем, – я не имел никаких сомнений. Во-первых, колея не шла прямо, а огибала кое-где наиболее мощные деревья. Во-вторых, кто-то должен был заглушить двигатель – иначе застрявший танк, без толку выработав запас бензина, угряз бы по башню.

В-третьих: откуда на планете Надежда вообще взялся танк из Северной Африки?

Ответ на этот вопрос, возможно, скрывался на другом конце колеи. Из того отдела мозга, что незнамо зачем набит всякой цифирью, я попытался извлечь запас хода «Крусайдера». Кажется, не очень большой, всяко в пределах двухсот пятидесяти километров, да и то по шоссе, а если учесть, что баки наполовину пусты…

Матожидание – порядка шестидесяти километров. При наихудшем раскладе – сто двадцать. Хорошенькое дело – тащиться по этому пеклу двое-трое суток! Не дойдем. Разве что доедем, вырубив танк из цементоподобной глины…

Нет, не вырубим. Нет инструмента а-ля отбойный молоток. Даже лома нет. И кишка тонка.

Минут десять мы спорили – не до хрипоты, поскольку и так все хрипели, а до сипоты. Потом Аскольд выпрямился, встрепенулся и воздел указательный палец.

– Тихо!

Мы помолчали. По-моему, альбинос не ошибся: было тихо. И это возле воды! Никто не шуршал в траве, не орали птицы. Вечная пара стервятников над головой – и та исчезла. Даже комары не звенели над болотом, даже мухи куда-то делись. Только сейчас я заметил: на окаменевшей грязи не отпечаталось ни одного звериного следа.

– Что? – одними губами спросила Надя.

– Там, – отрывисто бросил Аскольд, указав взглядом на заросшую густым тростником низину. – Следят. Опасность.

– Люди? – высипел Стерляжий.

– Звери. Много. Не пойму какие.

– В следующий раз кричи «атас», а не «опасность», – посоветовал я. – Оно короче.

Аскольд не обратил на мои слова никакого внимания. Он понемногу отступал назад и слегка в сторону – так, чтобы мы не оказались на линии огня. Я заметил, что он снял свой «абакан» с предохранителя, и сделал то же. И еще я отчетливо видел: Аскольд напуган.