Завтра не наступит никогда

– Я должен с вами побеседовать, – пояснил Орлов после того, как представился и узнал, что побледневшая внезапно женщина есть соседка Маргариты Шлюпиковой – Маша Гаврилова.

– Беседуйте, – кивнула она, тяжело и прерывисто дыша. – А правда?..

– Что правда?

– Что эту убили?! – К последнему слову она почти осипла.

Орлов деловито кивнул, принимаясь сосредоточенно точить карандаш лезвием, положив листок из блокнота на какую-то дряхлую табуретку.

Это прием у него такой имелся. У кого ведь какой, так? Кто курит без конца, кто зажигалкой щелкает, чтобы отвлечь допрашиваемого от собственных мыслей и не дать ему с ними собраться. Кто что-то чертит на листе, схемы какие-то, и допрашиваемый машинально вытягивает шею, желая взглянуть и в тайну следствия тем самым проникнуть.

А он вот карандаши точил, и не чем-нибудь, а лезвием. Причем держал его так, что у человека, наблюдающего за ним, невольно опасение появлялось: как бы не поранился он. И вот допрашиваемый отвлекался, за лицом своим переставал следить, а Орлов при этом следил, и очень зорко следил. И на лице на этом кое-что да проступало. Иногда отчетливо, иногда не очень.

Маша Гаврилова выдала себя с головой, наблюдая за его манипуляциями. На какое-то мгновение забывшись, она выпустила на лицо такую откровенную радость, такое облегчение, что Орлов не удержался и спросил:

– Ненавидели ее? За что?

Она вздрогнула, глубже сунула в хлипкие карманы серого халата кулаки, раздумывала минуту, потом проговорила:

– Люто ненавидела!

– За что?

– Она у меня ребенка отобрала! – Маша чуть поколебалась, потом все же добавила: – Сука!!! Если бы вы знали, какая она была сука!!! Просто награду тому вручить, кто ее от нас от всех избавил.

– От всех? От кого еще? Она, что же, у всех подряд детей отбирала? – Орлов шумно дунул, не заботясь о том, что карандашные отходы разлетаются по полу. – Или еще чем промышляла?

– Не знаю насчет других детей, но что сука она была первостатейная, это совершенно точно. Она ведь не напрямую Гаврюшку моего отняла, то есть не себе взяла. Нужен он ей! – Маша не удержалась и плюнула в сторону соседней двери. – Она несколько раз ловила меня на том, что я выпивала. И как только мы с сыночком на порог, она тут же вызывала милицию и еще кого-то, кто за детей отвечает.

– За детей, между прочим, в первую очередь отвечают родители, – напомнил на всякий случай Орлов, тут же перестав точить карандаш. – Вы пили, она сигнализировала, как настоящий гражданин, неравнодушный, между прочим. Ей просто было жаль вашего ребенка, который мог быть некормленым и немытым. Не убивать же ее за это!!!

– Да вы что?!

Руки из карманов серого халата выскочили с такой скоростью, что Орлов невольно отпрянул. Еще залепит ему в глаз бывшая алкоголичка, что не пила недели три, было заметно. Станет он ходить с синяком на работу. Вот Левину-то будет радость.

– Я ее не убивала!!! – орала Маша Гаврилова, наступая на Орлова. – Очень нужно мне было руки об нее марать!!! Как бы я тогда сына себе вернула, а?! Меня посадили бы, а его куда? К приемным родителям?! Зачем я тогда пить-то бросала?!

Так, с этой логикой все было понятно. Орлов вздохнул.

Если и грозила когда-то с пьяной дурной башки своей Маша Гаврилова соседке, то до дела у нее вряд ли бы дошло.

Пить бросила. Работу если не нашла, то ищет. Волосы вымыты. Синяки под глазами имеют остаточный характер, значит, за ум взялась основательно. Халатишко опять же хоть и старенький, но выстиранный и отглаженный. Решила вернуть сына, это понятно. А коли решила его вернуть, то на рожон не полезет. Наоборот, тише воды, ниже травы ходить станет.

Вот если бы пила по-прежнему, то тогда запросто могла подговорить какого-нибудь собутыльника, чтобы он огрел соседку. Самой ей ни за что не справиться с такой тушей. Она этой Маргарите вряд ли до груди доставала.

– Геннадий Васильевич, вас можно?

Из-за угла коридора на него таращились прекраснейшие глаза его помощницы, не прикрытые очками. Точно шельмовала, троечница! Зачем очки тогда сняла? И волнуется прямо чего-то, волнуется. Наверное, чувствует, что след взяла.

Э-ээх, девонька, знала бы ты, сколько раз еще тебя такими волнительными моментами в процессе следствия накроет! Когда держишь уже в руках ниточку, только тяни и раскручивай, а тебе – бац и подножка. И вся твоя предыдущая работа, которой перелопачено незнамо сколько, рассыпается карточным домиком. И тычешься потом, как слепой котенок в миску с молоком, в каждую версию, а ничегошеньки не выходит и не срастается.

– Ну чего тебе, троечница, – с шумом выдохнул ей в ухо Орлов за углом в коридоре, когда их никто не видел и не слышал, отомстил, стало быть, помощнице за очки ее бутафорские. – Преступника установить удалось?

– Вроде того.

Она аж голову в плечи вжала от его шумного дыхания, и на два шага поспешила отступить, и тут же снова за очками в карман полезла. Тоже, нашла баррикаду!

– И кто же у нас убийца, Влада Владимировна? Уж не та ли Мария Гаврилова, с которой я только что беседовал? – ухмыльнулся Орлов плотоядно.