Завтра не наступит никогда

– Ага, – согласно кивнула Удалова. – Если только оно никоим образом не стыкуется с нашим утренним убийством.

– Ты знаешь что! – вспыхнул Гена и шлепнул ладонью по столу. – Говори, да не заговаривайся! Стыкуется оно у нее! Я вот тебе состыкую!

Прикрикнуть-то прикрикнул, а сам уже уверен был почти, что одно без другого не случилось бы. Да и характер нанесенных увечий был почти идентичен. Кстати…

– Добрый вечер, Михалыч, – поздоровался в телефон Орлов, кое-что снова вспомнив. – Как там у вас?

– Как в морге, Гена! – пошутил его собеседник и заржал. – Чего звонишь?

– Утрешняя женщина от чего умерла, скажи-ка мне. Твой шеф на выезде подробности опустил, а они мне ох как нужны.

– Это Шлюпикова? Здоровенная такая бабища? – уточнил Михалыч и вздохнул. – Столько плоти пропало! Любвеобильная тетка была, чую!

– Ближе к делу, Михалыч, – скрипнул зубами Орлов.

– Скорее к телу, Гена, скорее к телу. К остывшему теперича телу, – пропел тот.

– Шутки у вас, ребята! – качнул головой Орлов, покосившись на притихшую Владу.

В бумажках копается, но он-то знал, что слушает. Любознательная какая…

– Так вот, Гена, Шлюпикова твоя умерла от инъекции… – и помощник эксперта быстренько зачитал ему витиеватое название по-латыни.

– А проще можно?

– Можно, – снова заржал Михалыч и выдал ему знакомое название. – Доза, скажу, лошадиная. С ног свалила бы кого угодно.

– Так ты считаешь, что сначала ей вкололи эту дрянь, а потом уже по голове надавали?

– Ничего я не считаю, Ген! – возмутился, шумно сопя, Михалыч. – Это тебе устанавливать. Но рана на голове пустяковая. Обильная кровопотеря вызвана была, скорее всего, тем, что знали, куда бить.

– То есть?

– Так аккуратно стукнули, прямо-таки ювелирно приложились. Для мозгов никакого урона, а крови много.

– Могла она упасть и сама удариться?

– Нет, не могла. Ее именно по головушке саданули. И саданули чем-то деревянным, а кабина лифта вся сплошь в пластике.

– Ага… – Орлов покручивал в пальцах авторучку, бездумно рассматривая Удалову. – А может, уважишь старослужащего, Михалыч, обмолвишься словечком до официального заключения про вновь поступившую, а?

– Быстрову? – тот самодовольно улыбнулся. – Ее уже родственники – сестра, кажется, – опознали. Такая красотка!

– Так что скажешь, Михалыч? Характер нанесенных ударов по голове не похож на утренние?

– Не-а, даже не мечтай, Орлов, – хихикнул тот. – Вечерний – левша. И ударил он всего один раз. Точно ударил, профессионально. Если утром вдарили аккуратненько, будто по заказу для картинки, то вечером точно хотели убить. И убили.

– Орудие убийства?

– Так ты же выезжал, чего пристаешь-то?

Закапризничал вдруг Михалыч, явно вымогал банку кофе и пачку сахара. С этим обычно к ним являлся Орлов, когда выступал в роли просящего.

– Или за компанию туда ездил, Гена? И личиком там приторговывал, так?

– Так, Михалыч, так, – захныкал Орлов, придуриваясь.

А потому что по-другому никак нельзя, по-другому разговорить настырного патологоанатома было невозможно.

– Скорее всего, кастетом упокоили голубушку, – смилостивился Михалыч. – Кастетом или чем-то очень его напоминающим.

– Утром, значит, деревяшкой, а вечером кастетом? Утром один, вечером другой. Точно так?

– Абсолютно точно! – подтвердил Михалыч и тут же спохватился: – Ты не забудь про кофеек и сахарок, Гена.

– Не забуду, не забуду. Да, чуть не забыл. Как сестрица себя вела на опознании?

– Сестрица-то? – Михалыч тут же посерьезнел. – Повидал всяких, поэтому знаешь, Гена, что от чего отличить могу.

– Да знаю, знаю! И?!

– Потрясением для нее смерть двоюродной сестры явилась страшным. И еще… Но предупреждаю, Гена, кофе только настоящий, никакого кофейного напитка!

– Идет! Так что?!

– Она за что-то просила у нее прощения, Гена. В полный голос просила, со слезами и рыданиями. Так-то… Не забудь про кофе!..

Глава 12

Марк сейчас мало напоминал самодовольного преуспевающего бизнесмена, предпочитавшего выходить к завтраку полностью одетым и даже в галстуке. Сейчас он напоминал…

Нет, она никогда не делала этого раньше, не сделает и теперь. Она же всегда опасалась классифицировать его. Боялась ошибиться. К тому же сам Марк, все его поступки, его поведение, отношение к ней мало поддавались анализу. Он как-то ускользал из ее сознания. Таял, как мираж, стоило ей к нему подобраться поближе.

Нет, ему, как и Шлюпиковой, не было места в ее тайном списке. И если Шлюпиковой там не было места по причине того, что Эмма испытывала к ней гадливость, то с Марком все обстояло иначе. Здесь без опасения дело не обошлось.

Его она даже немного любила в то время, пока они жили вместе. Уважала очень, а вот любила немного. Потому что опасалась его, и еще ускользал он, постоянно ускользал.

– Эмма, – позвал он ее слабым голосом. – Эмма, ты здесь?

Она, конечно, была рядом. Где же ей еще надлежало быть, как не подле убитого горем вдовца? После опознания она сразу поехала к нему, нет, к ним с Ингой домой. Застала его в совершенно разбитом состоянии, долго отпаивала лекарствами, горячим чаем, все что-то говорила и говорила. Потом затихла в другой комнате.