— Я же не знал! Я ни при чем… — виновато бормотал Борис, оправдываясь. — Что ж, придется одеваться…
Но беда, как говорится, не приходит одна.
Когда Вадя подошел к расщелине камня, чтобы достать одежду, он побледнел.
— Ребята… одежда!
— Что? Укра…ли? Быть не может! Ты, Вадя, смеешься? — заикаясь от волнения, еле-еле выговорил Борис.
— Погляди сам.
Расщелина была пуста.
Несколько минут мальчики молчали.
Наконец Коля не вытерпел:
— Спокойно, товарищи! Сядем и обсудим… — Он горько усмехнулся и повторил: — Обсудим наше положение. Кричать о том, что нас обворовали, стыдно.
— Да, стыдно. — В знак согласия Борис кивнул головой. — Что же делать?
— Очень просто: дожидаться вечера. Потом кто-нибудь из нас отправится домой и принесет одежду, — предложил Коля.
— План замечательный! Но что скажут дома? — нерешительно произнес Борис. — Обязательно спросят, отчего так поздно.
— Подумаешь, задача! Сегодня в школе вечер самодеятельности…
— Тогда пойду я! — самоотверженно вызвался Борис.
Друзья стали ожидать наступления темноты. Они долго неподвижно лежали на берегу. Настроение было прескверное. Вдобавок хотелось есть.
— Слышите, какие у меня в животе дудки поют? — со вздохом произнес Борис.
— И у меня тоже, — признался Коля. — Скорей бы стемнело!..
Но солнце словно и не думало заходить сегодня. Поднявшись, Борис и Вадя принялись молча собирать морские камешки. Коле захотелось побродить по берегу. На выступе одной из береговых скал он нашел кусок парусины, по-видимому, выброшенный на камень штормовой зыбью. Он свернул его трубкой и, перекинув через плечо, возвратился к товарищам.
Вадя, который был одним из лучших учеников по истории древних веков, как только взглянул на Колину находку, авторитетно заявил:
— Настоящая римская тога! От такой не отказался бы сам император Веспасиан…
— Правда? — заинтересовался Коля. — Борис, завернись-ка скорее. Она тебе очень пойдет.
Борис покорно примерил древнее одеяние.
2
Вечером, в начале одиннадцатого, Борис завернулся в обрывок парусины и направился домой.
— Ни пуха ни пера, император Веспасиан! — крикнул ему вдогонку Коля.
— Ладно… Нашел время для шуток! — сердито отозвался из темноты Борис и зашагал дальше.
На верхней террасе берега, несмотря на позднее время, бродили любители ночных прогулок.
— Глядите, у мальчишки одежду украли, — заметил своей спутнице какой-то молодой человек. — Экий бедняга!.. Эй, мальчик, а во что ты завернулся?
Борис с досадой сбросил с себя «тогу» и, оставшись в одних плавках, во весь дух помчался по городским улицам.
Не станем описывать, что испытал мальчик, пробегая людный городской сквер. Опустим рассказ и о том, как один солидный гражданин в тюбетейке и роговых очках пытался задержать его. Не сообщим подробностей и о том, как, спасаясь от роговых очков, Борис около часа просидел в подворотне чужого дома.
Но вот, наконец, и его дом — дом, где он родился и жил, где на деревянных воротах еще сохранилась собственноручно сделанная надпись: «Борис Ифанов». Вот и знакомое рожковое дерево, на которое он не раз взбирался.
Дворник Никита стоял у ворот и курил цигарку. Заметив подбегающего к дому Бориса, он усмехнулся, а затем быстро зашел в ворота и наглухо закрыл за собой калитку.
Борис остановился перед закрытой крепостью. Тяжело дыша, он ухватился за спасательную ручку звонка.
Спустя десять невыносимо долгих минут в подъезде раздались тяжелые шаги. В решетчатом отверстии калитки показался лукавый глаз, послышалось удивленное бормотанье, сопровождаемое каким-то странным, похожим на смех покашливанием, после чего прозвучал медленный сипловатый голос дворника:
— Чи я сплю, чи я не сплю?
— Не спите, не спите, дядя Никита! — поспешно заверил его Борис.
— Що я бачу? — не без злорадства продолжал Никита. — Голого, босого человека!
— Голого-босого, голого-босого! Пустите!
— Так я и пустил! Ошиблись, гражданин, домом, — официальным тоном заявил Никита.
— Как ошибся! Да это же я, Борис Ифанов!
— Борис Ифанов? Нет, того быть не может!.. Борис Ифанов добрый хлопец. Он не может шататься по ночам голый!
— Да это же я, дядя Никита! — нетерпеливо произнес Борис.
— А кто тебя знает, может быть, как тот Гришка Отрепьев, самозванец, — меланхолично проговорил Никита.
— Дядя Никита, откройте, ну честное слово, это же я! — взмолился Борис.
— Нет! — решительно отказался Никита. — Если бы ты был Борисом… Да нет, того быть не может… Борис моего голубка из голубятни выпустил. Разве ты выпускал?
Да, это он, Борис Ифанов, в начале марта без всякой причины, просто из озорства, выпустил из голубятни дворника Никиты голубя-новичка. Голубь не вернулся.
— Разве ты выпустил? — еще раз спросил Никита.
— Я… я… — признался Борис. — Белого турмана с рыжим хвостом.
Никита весело хмыкнул и продолжал:
— Борис — он стекло в прачечной разбил… Разве ты разбил?
— Я… я… Из рогатки… Откройте!
— Бачите, люди добрые, что делается! — удовлетворенно произнес Никита и загремел засовом.
Ворота раскрылись.
Борис вихрем пронесся через двор, влетел в парадное и вдруг остановился. Предстать перед родителями в таком виде? Ни за что! Что скажет мама?