Завтра ты войдешь в класс

В классе тихо. Может быть, потому, что дети прислушиваются к тревожным гудкам паровозов, — станция почти рядом со школой. Там все пути забиты платформами, на которых под моросящим дождем, молчаливо прижавшись друг к другу, громоздятся станки, машины, трактора. Их не оставят здесь надолго. Их повезут дальше на восток. Сегодня репродуктор над перроном сообщил, что бои идут под самой Москвой. Я тоже слышу эти печальные гудки и вдруг умолкаю, смотрю на детей. У меня мелькает мысль: война еще только началась, а многие из них уже стали сиротами…

Нет, не получился он, мой первый урок. Слишком далеко был Египет и слишком близко война.

А потом пошли трудные годы.

Учителя жили холодно и голодно. Дети писали на старых книгах и газетах. Вместо чернил мы получали какую-то коричневую жидкость. Классы освещались одной-двумя керосиновыми лампешками. После уроков мы вместе с учениками отправлялись с топорами и пилами в лес, увязая по пояс в снегу, добывали дрова, чтобы назавтра в школе было тепло.

С тех пор прошло более трех десятилетий и много тысяч уроков, но и теперь, входя в класс, я вспоминаю иногда тот первый урок при керосиновой лампе. Вспомнив, вглядываюсь в знакомые ребячьи глаза, и всего меня захватывает одно желание: чтобы не было в их жизни войны. И еще я думаю порой о том, что, как бы трудно ни приходилось нам, сельским учителям, в те военные годы, никто не мог даже представить себе, что можно покинуть школу…

Завтра ты войдешь в класс. Но увы, во многих сельских школах напрасно будут ждать учительское пополнение из новых выпускников. Может, я несправедлив и излишне резок, но таких я называю дезертирами. Они говорят в оправдание разное. У одного что-то опасное с поджелудочной железой, у другого горячо любимая жена, которую в деревню и калачом не заманишь, третьему просто «мама не велит»… Но всех роднит эгоизм — его-то они и прикрывают словесной шелухой.

Пуще огня они боятся сельской жизни. Им кажется, что деревня — это, прежде всего, комары, скука, унылое мычанье коров… Словом — кладбище всех надежд и мечтаний.

Откуда у них такие представления? И неужели они не знают, что старой деревни, нарисованной Чеховым и Буниным, давно уже нет? Теперь деревня иная. Да, комары остались, но нет тишины и скуки. Здесь, как и везде, люди волнуются и радуются, читают газеты, слушают радио, смотрят телевизор, пишут стихи, изобретают, мечтают и добиваются исполнения своих надежд.

Да, в деревне нет асфальта, не везде есть широкоэкранное кино, нет и кое-чего другого, к чему мы привыкли в городе. Но все это будет. Обязательно! Так зачем ждать готового? Разве к лицу молодым выбирать легкие дороги? Ведь счастье — это то, чего добился сам, а не взял из чужих рук.

Обыватель и в городе существует скучно и серо, а настоящий человек и в далекой деревушке живет богатой духовной жизнью, работает творчески и обретает то, что зовется счастьем.

Самое главное — школа! В ней жизнь кипит ключом с утра до ночи. Каждый день учителя — это новые победы и поражения. Он — вечный искатель, вечный альпинист, идущий к своей вершине. Педагогическое искусство, как и всякое другое, бесконечно сложно и требует от человека больших знаний и большой души. В жизни учителя случаются тяжелые, горькие минуты, но зато и радости неповторимы — таких не бывает ни у кого.

День учителя… Должно быть, в каждой школе собираются в этот день все педагоги — и пожилые, и совсем молоденькие. Звучат остроумные тосты, интересные речи, царит неподдельное веселье. А кое-кому из старых взгрустнется: годы ушли, скоро и со школой прощаться… Но как же тогда жить? Школьный звонок, парты, тетради, ребячьи лица, любознательные, пытливые глаза, напряжение каждого дня, каждой минуты — все это вошло в плоть и кровь, наложило отпечаток на наш облик. Сколько раз бывало, в автобусе или в поезде кто-нибудь незнакомый взглянет и спросит с улыбкой:

— Вы учитель?

— Конечно!

Ясное дело — «конечно». Кажется, никем другим и быть невозможно. В этом — жизнь.

Часто я думаю: есть что-то притягательное, неповторимое в нашей профессии. А что именно? Нет у нас аплодисментов, которыми одаривают артиста, и похвалами инспектора нас не часто балуют, и книжку новую подчас некогда прочесть, и ученик иногда обидит… И домой придешь — присесть бы к телевизору, да некогда — ждут тетради. И все-таки настоящий учитель никогда не изменит своей профессии. В чем же секрет, в чем особая радость нашего труда? Я думаю, прежде всего, в общении с детьми. Что там ни говорите; а это самая симпатичная часть человечества!

ЗЛОПОЛУЧНАЯ «ГАЛКА»

Еще вчера эта худенькая девушка была для кого-то Верочкой, для кого-то Верой, а сегодня она — «Вера Александровна». Практикантка — завтрашняя учительница. Она идет в класс. В руках у нее классный журнал и синяя тетрадочка с планом урока. Только что умолк звонок, и школа притихла. Чуть заметное колебание у двери, словно перед прыжком в воду. И вот — класс. Ребята дружно встают, приветствуя нового учителя.