Завтра утром, за чаем. Повесть

Мама охнула для порядка и пошла заваривать чай, папа полез за бумагой и авторучкой, я собрал с полу черепки, мы сели рядом, и папа написал на листе бумаги длиннющую цепь Дейча-Лядова и подчеркнул нашу красавицу - семнадцатую и почему-то двадцать шестую, о которой раньше мы никогда и не думали.

- Ого! - сказал я. - И до двадцать шестой дошло дело?! А верно, она славная - усики, как у жучка?

- Усатенькая, - сказал папа. - Но на всякий случай можешь считать двадцать шестую условно.

Он не записал формулу, а изобразил вид семнадцатой крупно и отдельно от всей цепи, а двадцать шестую начертил таким же образом рядом.

- Итак, - сказал он. - Мы научились ломать семнадцатую, но не можем ее перестроить. Почти все комбинации внутри цепи самой семнадцатой никакого эффекта не дали. Конечно, можно варьировать и дальше, комбинаций еще достаточно, но чует мое сердце - ничего у нас не выйдет. Я предлагаю (он разорвал, сломал на чертежике семнадцатую) вот так и вот так. Мы включаем в ее цепь субъединицу двадцать шестой, она вполне монтируется. Остатки мы легко ликвидируем, понимаешь? В итоге - новая молекула, номер ее не важен, просто новая молекула, какая нам по качеству и нужна. А семнадцатая и двадцать шестая - тю-тю, исчезли за ненадобностью! - Он засмеялся очень легко и весело. - Ну, как?

Я думал несколько минут, положив подбородок на край стола. Собственно, вариант был идеальный, меня даже прошибла дрожь от мысли, что вот, наконец-то, и, главное, он все сам, сам, - готовенькая, новая, такая, какая нужна, молекула «ЭН» так и резвилась, так и сверкала у меня перед глазами, но…

- Видишь ли, - сказал я. - Молекула годится, ты прав, но субъединица двадцать шестой с семнадцатой не вяжется никак.

- Слушай, - сказал он. - Я уверен, ты упустил из виду новую «А-Люкс», ну, эту печку Ухтомского. Или ты ее вовсе не знаешь. Она идеально держит повышенное бэта-поле.

- Ой, пап!!! - обрадовался я. - Ну, конечно же, я знаю ее, вспомнил! Она была в твоей статье, верно?! Погоди, сейчас вникну, - сказал я. - Так, та-ак… н-да… - Я задумался. Он перестал улыбаться. - Н-да, - сказал я через минуту. - Так-то оно так, но… - И тогда уже выложил все до конца: - Но даже в бэта-поле нам не поднять ярусность до четырех, только до трех. Мне так кажется…

- Почему? Я задумался.

- Для этого, по-моему, средняя группа в семнадцатой слишком слаба, а она нам нужна, ее за здорово живешь не выкинешь, - сказал я.

Противно было это понять, но ничего не поделаешь, довод был веский. Мы долго молчали. Краем глаза я быстро поглядел на папу - какая-то серая тень мелькала по его лицу.

- Да, ты прав, - наконец, сказал он. - С этой «А-Люкс» вариант был единственный. Ты прав. Да, ничего не поделаешь. Я доложу в группе, что этот путь несостоятелен. Было решено, что раньше, чем считать на «Гигантах», я посоветуюсь с тобой. Теперь считать бессмысленно. Ну, ладно, я побежал. Пора.

И в этот момент (черт возьми, и зачем только эта мысль пришла мне в голову, вернее, не именно эта мысль, а мысль произнести ее вслух?!) что-то блеснуло у меня в голове, какой-то треск, щелчок - так всегда бывает, когда какое-нибудь серьезное, стоящее соображение внезапно, откуда ни возьмись врывается в меня…

- Смотри, пап! - сказал я и нарисовал семнадцатую молекулу, а внутри ее, прямо в ее пузе - двадцать шестую. - Занятно, правда? Понимаешь что к чему? Одна в одной, как матрешки. - Я поглядел на него, глаза его делались все больше и больше, наполняясь каким-то странным блеском.

- Видишь, что получается - абсолютно нужный нам эффект конечного результата. Нет, не лучше, чем в твоей идее, - такой же, но дело не в этом. Тем более, что одну в одну никак и не загнать, невозможно, вообще невероятно. Но сам замысел, а? Молекула в молекуле! А? Когда-нибудь сумеют!

Я так взвинтился от этой фантастической мысли, что позабыл про все на свете и глядел на него не отрываясь, ожидая, что он скажет.

Он понял все. Все то, что не должен был бы понять, узнать от меня, а я должен был бы скрыть от него - будь я поумнее, подогадливее.

- Да-а, это грандиозно, - сказал он чуть хрипловато. - Грандиозно! Наивысший класс. Очень крепкие у тебя мысли, малыш. Очень! Остается только преклоняться. Ну, пока. Мне пора.

Он стал быстро собирать портфель, но и как-то медленно одновременно, вяло.

Хлопнула дверь, потом взревела и промелькнула за окном наша «амфибия», и я долго еще сидел неподвижно, ошарашенный своей чертовой идеей, а еще больше - своей фантастической глупостью и неосторожностью, и какой-то противный привкус злобы на себя и на что-то еще появился у меня во рту.

* * *

Во второй половине этого дня произошли такие занятные события, что, в известном смысле, их даже можно назвать, научными: