Дорогая Бриджида. Пора нам перейти на «ты», как думаешь? Мы оба сопротивлялись этому, как могли, но мне было бы сложно обращаться к тебе сейчас на «вы», ведь это письмо – своего рода признание в любви.
Постарайся не воспринимать эти слова сразу в штыки и послушай, что я хочу тебе сказать.
Все это время я очень много думал о тебе. «Очень много» означает каждый день и по несколько раз. Думать о тебе – все равно что пытаться собрать кубик Рубика. Только сложишь одну сторону, как на другой тут же все перепутывается.
Наконец я пришел к заключению, что если бы ты была со мной, а именно этого я так страстно желал, то моя жизнь оказалась бы совершенно разрушена. Ведь именно так случилось после моей женитьбы на Роберте. Впрочем, я был очень молод и влюблен, но все-таки это была не настоящая любовь. Ущерб оказался не так уж велик, но я научился не доверять женщинам, которые нравятся мне слишком сильно.
А ты мне понравилась сразу же. Но ты постоянно мне лгала. Я знаю, что ты сказала неправду насчет Роберты и что Родольфо пробыл с тобой намного дольше. Знаю, что ты разбила мою лампу (надо сказать, после реставрации она утратила всякую ценность, но, конечно, по-прежнему очень красива). Знаю, что ты позволила какому-то ненормальному французу на коляске разнести половину моей квартиры.
Ты предала доверие, которое я оказал тебе, оставляя квартиру, ты закрутила роман (насколько мне известно, уже завершившийся) с моим другом, которого я люблю как брата, хоть он и идиот.
Кстати говоря, я не просто так отправил тебя в квартиру, когда он показывал ее Альберике. Мне очень хотелось, чтобы ты узнала, что он несвободен.
Я думал о тебе, с нетерпением ожидая, когда же избавлюсь от этих мыслей. Меж тем моя работа в Таллине затянулась из-за всяких бюрократических проволочек, а вместе с ней затянулись и отношения с Дашей – у меня не было никакого повода с ней расстаться.
А потом случилось вот что. Пару дней назад, выходя из отеля, я обнаружил, что меня поджидает Фьямма Фавилли. Она стояла прямо посреди площади, вся в белом, точно героиня чеховской пьесы. Она ринулась мне навстречу и сказала, что ей нужно срочно поговорить со мной, что это вопрос жизни и смерти.
Я сильно спешил, а кроме того, не испытывал ни малейшей симпатии к человеку, который разнес мне полквартиры. Но, к сожалению, я знал, что она твоя тетя, и поэтому отправился с ней в кафе, где она принялась поглощать эстонские крингели и рассказала мне все, что случилось с тобой с того самого момента, как ты услышала мяуканье Пабло за дверью моей спальни, и до рокового вечера пятницы.
Она показала мне видео, где какое-то чудовище колдует над моей лампой, и я подумал: какой же я все-таки дурак. Если бы Кларисса не нашла тогда осколок, может, я бы так ничего и не заметил. Наверное, мне стоит пересмотреть свое отношение к ценным вещам. Фьямма сказала, что шантажировала тебя, рассказала, как связалась с тем французом, как он сломал ногу и как важно для нее «служить искусству» (так она выразилась). И еще сказала, что сожалеет о случившемся, потому что поняла, насколько сильно она тебя любит, и теперь не может смириться с мыслью, что поступила с тобой так жестоко. «У девочки сердце разбито,
– сказала Фьямма. – Поэтому я решила приехать сюда и спросить вас: можно ли здесь что-то сделать?»Я и не думал, что кто-то еще использует выражение «сердце разбито», и вдруг понял, отчего мне так плохо и грустно. Должно быть, мое сердце тоже разбито или глубоко ранено.
Я хотел было прекратить разговор, но тетя Розальба (прости меня за эту фамильярность) говорила и говорила, не давая мне вставить ни слова. Она рассказала, что по счастливой случайности «судьбе было угодно» (это цитата), чтобы она начала работать над спектаклем, главная героиня которого родом из Латвии, вот почему она так счастлива посетить одну из стран Балтии и приобщиться к местной культуре. Я хотел уточнить, что вообще-то мы в Эстонии, а не в Латвии, на что она сказала: «Да какая разница, это ведь Жюль Верн, география там отнюдь не самое главное. В любом случае я уже впитала местные традиции». Затем мы вышли из кафе, и она пригласила меня на премьеру спектакля. Уточнила, что я просто обязан приехать. Клянусь, она мне даже подмигнула.
После этого она пошла на встречу, если я правильно понял, балтийских актрис, а я вернулся к себе и сообщил Даше, что наша прекрасная дружба подошла к концу. Впрочем, я не слишком удивился, когда она ответила, что, к счастью, уже нашла себе нового друга в лице владельца компании, выпускающей компостеры.
Так, благодаря цепочке счастливых событий, я оказался в этом зале, в последнем ряду. Я немного опоздал, поэтому, когда вошел, ты уже сидела в кресле, и тут погас свет. Я смотрел на тебя. Ты была в той же розовой кофточке, что и в тот вечер, когда мы поцеловались у меня на кухне. Ты же тоже тогда это почувствовала, верно? Прошу тебя, не задерживайся после спектакля.
Увидимся снаружи.
