Единственное, что казалось успокаивающим, что все дома здесь были коммерческими, все квартиры в них были куплены только за деньги, а стало быть, жители были достаточно состоятельными, и равными по возможностям.
Но быстро оказалось, что равенство это такое же неровное.
Если раньше на их старой улице Васька ныл родителям, что вот Кольке купили гоночный велосипед, а ему и на самокат не хватает, то теперь другой Васька гордо вылазил из Лэнд Крузейро отца, снисходительно поглядывая на Кольку с треском захлопывающего скрипящую дверь Оки.
… Входная дверь хлопнула почти в двенадцать ночи.
Валентин накинул висящий у постели халат и вышел на кухню.
Олег, не раздеваясь, стоял у плиты и ложкой ел из стоящей на ней кастрюли, приготовленный матерью ужин.
— Руки мыл? — сурово спросил Валентин первый, пришедший в голову вопрос.
— Я же не руками ем! — примирительно и, повернув к отцу только голову, ответил Олег.
— Ты уже скоро жопой есть будешь! — Сорвался Валентин, готовясь начать приготовленный на вечер разговор.
— Это как?
Валентин вдруг схватился за сердце и, нащупав за спиной стул, сел.
— Ты, чего, пап!? — всерьез испугался Олег. И закричал.
— Мам! Отцу плохо!
Ольга опрометью, запахивая на ходу халат, вылетела из спальни.
На крик прибежала и Настя.
И неожиданно это спасло семейный вечер.
Все стали возиться вокруг отца, искать какие-то таблетки, пытаться позвонить в скорую помощь!
— Все! — неожиданно вздохнул Валентин, — Отлегло! И виновато посмотрел на собравшихся, — Что это у меня? Сам не пойму!
— А давайте пить чай! — счастливым голосом сказала Ольга, когда все успокоились.
— А давайте! — согласился Олег, — Я, мам, поел тут немножко.
Когда, наконец, все уселись, спросил:
— А что это у нас возле дверей? Зверинец что ли?
— Какой зверинец? — Оля встала и открыла входную дверь.
У стены, напротив лифта стояли пять алюминиевых и пластиковых мисок, с чем-то непонятным. Все что в них лежало, было разбросано по лестничной площадке и в луже молока лежали комки каши.
А рядом, сыто зевая, лежали шесть кошек.
Все, оторопело, переговариваясь, стояли вокруг этого кошачьего пиршества.
— Из наших никто этого сделать бы не смог, — произнесла Ольга, — я имею ввиду- соседей.
— Кроме колхозника! — усмехнулся Олег, кивая на дверь новых соседей.
— Ну, не звонить же ночью.
Решили отложить разборку до утра.
***
Вечер выдался хмурый. Ветер гнул верхушки деревьев, грозящие дождем тучи, раньше времени состарили наступающие сумерки, автомобили возвращающихся с работы жителей, беспорядочно заполнили свободное пространство двора.
В микрорайоне начиналась мирная вечерняя жизнь счастливых новоселов.
И лишь на лестничной площадке третьего этажа одного из высотных домов пахло грозой.
Растревоженный улей жильцов этих квартир собрался дать решительный бой этим неуместно появившимся здесь соседям.
Впрочем, как водится в готовившейся войне, решили начать с мирных переговоров.
В дверь квартиры номер сто двадцать семь позвонили.
Ожидаемые переговоры приняли неожиданный поворот — на звонок никто не ответил.
Наконец, после третьего звонка дверь открылась и в вытянувшихся тренировочных штанах и шлепанцах на босую ногу, вышел хмурый и недовольный Николай Иванович.
— Ну, что звонить, если не открывают! — начал он, не здороваясь. — Значит, не хотят! — резонно закончил он свою короткую речь.
И как бы впервые увидев собравшихся, удивился:
— А что это вас так много?!
— Николай Иванович, — вежливо, начал Валентин, — давайте поговорим мирно и без эмоций, ведь нам вместе жить!
— И в чем проблема?! — Николой Иванович давно все понял, — но это был его звездный час!
Это неожиданно подтвердил и вид Марфы Семеновны, выплывшей вдруг в открытую дверь, упираясь рукой в бок и всей своей позой утверждающая, что будет бой до победного конца!
— Ну! — грозно произнесла она, — Коль, чего они хотят?
Приготовленные аргументы мгновенно исчезли. Все заговорили вдруг разом, мешая и перебивая, друг друга.
Тут были и концерты на гармошке, и встряхивание ковров, и общежитие уличных кошек, заполонивших и загадивших площадку, вонь от мочи, которая сейчас стояла в воздухе и вообще все, что принесло в этот уютный до сих пор порядок новое соседство.
Николай Иванович, к удивлению собравшихся, слушал с видимым удовольствием.
Марфа Семеновна на каждый аргумент лишь отпускала междометия:
— Ишь, ты!
И, наконец, вынесла приговор:
— Пойдем — ка отсюда, Коль! Ишь, базар устроили!
— Погоди, Марфа! — радостно воскликнул Николай Иванович, и продолжил,
— Что-то я не услышал, какие законы я нарушаю!
На гармони нельзя играть после десяти вечера, про ковры, где их вытряхивать, пока что-то в законах не читал, и про кошек тоже! Ну, вот люблю я кошек, жалею я их.
— Ну вот и кормили бы их возле своей двери! — нервно выкрикнул Михаил.
— Нету у меня здесь места, — Николай Иванович обвел пространство лестничной площадки, рядом с его квартирой, сплошь уставленное какими — то коробками, ведрами и ящиками.
— Николай Иванович, в законах может быть, это и не написано, но есть же какие — то общечеловеческие понятия! — Не выдержала Катя.