Завтра война

Оба спутника Фелиции – Ухо-1 и Ухо-2 – недавно взошли в той же стороне, где Львиный Зев садился. Они висели над горизонтом по обеим сторонам заходящей звезды.

И вот в подступающих сумерках взаимное положение звезды, перечеркнутой Экваториальным Пятном, и спутников Фелиции оказалось таким, что возникла полная иллюзия льва с распахнутой пастью. Пастью льва было Экваториальное Пятно, его головой – диск звезды, а ушами – спутники.

Разумеется, сходство было не портретное, а скорее мультипликационное. И все-таки воображение легко перерабатывало эту картинку в настоящего льва – не то зевающего, не то ревущего. Точно так же, как впадины морей на лунном диске человеческое восприятие превращает в черты печального женского лица.

– А я-то все гадал, отчего у спутников Фелиции такие смешные названия! – воскликнул Эстерсон.

– И что же вы думали? – поинтересовалась Полина.

– Да глупости всякие. Например, что это черный юмор звездопроходцев. Фольклор, так сказать. Скажем, легенда о каком-нибудь невезучем корабле-разведчике, который взорвался ровно посредине между двумя спутниками Фелиции. А уши пилота разлетелись в разные стороны и упали на спутники. Вот и назвали: Ухо-1 и Ухо-2.

Полина расхохоталась.

– Роланд, вы замечательный!

– Спасибо. – Эстерсон смущенно потупился. – По-моему, я слышу это первый раз в жизни.

– А «я тебя люблю» вы часто в своей жизни слышали?

Вопрос был задан таким непривычным тоном, что Эстерсон не сразу уловил его смысл.

А когда уловил, то не стал спешить с ответом.

Он повернул голову и обнаружил, что Полина очень внимательно на него смотрит.

Молодежь обычно разрешает красноречивую неловкость подобных пауз поцелуем. Но вот молодости-то конструктору как раз и не хватало.

– Вы будете смеяться, Полина, но только от своей матери. Раза четыре. За женой я подобных откровений не припомню.

– Хотите услышать?

Эстерсон глубоко вздохнул.

– Да.

– У вас есть шанс. Но – не будем торопить события.

Конструктору тоже не хотелось форсировать развитие и без того приятных отношений с Полиной. Он даже не мог толком для себя решить, прав ли оказался Качхид, уверяя в своих прощальных стихах, что бесцветики влюблены друг в друга, или это была всего лишь поэтическая гипербола.

Однако если не любовь, то симпатия и приязнь к Полине были для Эстерсона очевидны.

Он несколько раз составлял для нее букеты из местных «ромашек» и «колокольчиков» и задумывался над тем, не найдется ли в списанной аппаратуре, наполняющей подвалы станции, хотя бы трех граммов золота. Эстерсоном завладела идефикс собственноручно изготовить для Полины золотое колечко.

Впрочем, поиски посеребренных или вызолоченных волноводов пока не дали результата, а забот у него и так хватало.

Еще вечером того дня, когда их посетил Вариз Мир-Мирое, Полина призналась конструктору, что скаф на станции все-таки имеется. И притом довольно неплохой: двухместный самоходный аппарат, способный опускаться на глубины до километра и держать крейсерскую подводную скорость пятнадцать узлов.

При желании в скаф можно было погрузить еще двух человек или дополнительное исследовательское оборудование. У этого замечательного аппарата был даже свой крохотный шлюз, позволяющий впускать и выпускать аквалангистов!

В дополнение ко всему, благодаря применению сверхлегких пеномасс, он весил каких-то несчастных полтонны. И был снабжен специальным самоходным шасси-транспортером, которое позволяло с удобствами спустить аппарат на воду, а потом принять его обратно.

Скаф Полина от комиссии в свое время утаила. Она спрятала его в подводном гроте и наврала, что его вместе с транспортером смыли штормовые волны. Потом Полина перевезла скаф в смотровую яму полуразрушенного вертолетного ангара.

Полина не стала рассказывать Варизу об этом аппарате по трем причинам. Во-первых, ни малейшей симпатии клоны ей не внушали. Во-вторых, она посчитала, что если кого-то обуяла паранойя из-за неопознанного подводного куска железа, пусть этот кто-то сам рискует своим имуществом ради сомнительных исследований. И наконец, в-третьих, электродвигатель скафа сломался полгода назад.

– Зря вы все-таки ему соврали, Полина, – покачал тогда головой Эстерсон. – Вы могли бы предложить Варизу выгодную сделку. Конкордианцы вам – ремонт, а вы им за это – разрешение воспользоваться скафом.

– Не хочу никаких сделок с Клоном. Принципиально, – отрезала Полина. – Да и зачем мне услуги этих фанфаронов? Я ведь знаю, что на моей станции появился талантливый инженер. Которому я целиком и полностью доверяю!

Тот разговор стал вызовом Эстерсону. С наступлением солнечной зимы он дни напролет проводил в заплесневелых стенах вертолетного ангара, ковыряясь в скользком от графитовой смазки механическом сердце скафа.

Место поломки он нашел довольно быстро. Но вот устранить ее оказалось непросто. А еще сложнее было гарантировать стабильную работу скафа в течение хотя бы двухчасового ходового цикла.

В электрооборудовании, двигателе и редукторе скафа оказалось множество износившихся деталей.

Стершиеся электрощетки.

Растрескавшиеся прокладки.

Убитые аккумуляторы.