Завтра, завтра, завтра

Но та же неведомая сила, которая внушала Сэму непреодолимое отвращение к математике, манила Маркса на сцену. Ему нравилась даже не сцена как таковая, а прелюдия к сценическому действию. Его восхищала близость, возникавшая между сплоченной группкой людей, каким-то мистическим образом собравшихся вместе на короткий промежуток времени, чтобы творить искусство. Премьеры погружали его в меланхолию, а назначения на новые роли вызывали неуемную радость. Проведенные в университете годы он отмечал сыгранными спектаклями. Первый курс – «Макбет» и «Свадьба Бетти и Бу». Второй курс – «Микадо» и «Король Лир». Третий курс – «Гамлет» и «Двенадцатая ночь».

«Двенадцатая ночь» начиналась с кораблекрушения, хотя в тексте пьесы о кораблекрушении упоминалось вскользь. Нанятый университетом режиссер не поскупилась и потратила на грандиозное действо огромную часть раздутого университетского бюджета, выделенного в основном на то, чтобы она, как маститый профессионал, прививала студентам любовь к театру. Устроенное ею лазерное шоу превзошло все ожидания. Вихрились плотные и мрачные облака, хлестали мятущиеся волны, грохотал гром, бушевала гроза, клубился туман, и легкие водяные брызги обдавали лица сидевших в первых рядах театралов. Зрители были в восторге. Они ликовали, как дети, шквалом аплодисментов сопровождая каждое новое изобретение режиссера. Актеры в кулуарах иронизировали, что вообще-то Джулия грезила о постановке «Бури», а не «Двенадцатой ночи», но, так как судьба распорядилась иначе, весь свой нерастраченный режиссерский пыл она направила на сцену кораблекрушения.

Сэди, ничего не ведавшая об этих кривотолках, раскрыв рот наблюдала за разгулявшейся на сцене стихией.

– Нашу игру должно предварять кораблекрушение, – шепнула она на ухо Сэму. – Или буря.

Не успела она произнести это, как поняла, что кораблекрушение в прямом смысле слова потянет их на дно и они вряд ли завершат работу к сентябрю.

– Точно, – прошипел в ответ Сэм. – Ребенок, затерянный в море.

Сэди кивнула.

– Маленькую девочку лет двух или трех уносит в море, и ей предстоит вернуться домой к семье, хотя она не знает ни своей фамилии, ни номера телефона родителей и только-только научилась еле связно лепетать и считать до десяти.

– А почему маленькую девочку, а не маленького мальчика? – спросил Сэм.

– Не знаю. Возможно, потому что в «Двенадцатой ночи» главная героиня – девочка?

На них зашикали.

– А давай сделаем ребенка бесполым, – тихо-тихо прошелестел Сэм. – В этом возрасте и не определишь, мальчик перед тобой или девочка. Пусть выбирают сами игроки. Тогда они смогут отождествить себя с ней или с ним.

– Клево. Мне нравится.

На сцене появился Маркс в роли Орсино.

– «Коль музыка, ты – пища для любви; играйте…»[3] – воззвал он, но Сэди его не слушала.

Их благодетель и покровитель Маркс, сцена – все исчезло. Остался только шторм, который Сэди размечталась создать.

После спектакля они отправились в ресторан при отеле, где остановился отец Маркса.

– С Сэмом ты знаком, – представил их Маркс, – а это – его напарник, Сэди Грин. Ребята пишут компьютерную игру, которую я собираюсь продвигать.

Сэди оторопела: Сэм не упоминал, что назначил Маркса директором по развитию игры, у которой еще не было не только названия, но и ни одной строки написанного кода. Она догадывалась, почему Сэм на это пошел: Маркс бескорыстно предоставил им свою квартиру, а квартира, как ни крути, весомое капиталовложение. И все-таки Сэм мог бы и обсудить с ней этот вопрос. Сэди захлестнула обида, и несколько минут ей никак не удавалось ухватить нить разговора.

А разговор вертелся вокруг игр. Зародыш компьютерной игры Сэма и Сэди интересовал Рю Ватанабэ намного больше, чем лицедейство сына. Когда Маркс родился, Ватанабэ-сан, экономист с дипломом Принстона, покинул академический мир ради стяжания богатства и немало в том преуспел. Он владел сетью минимаркетов, небольшой компанией мобильной связи и постоянно инвестировал деньги в различные международные проекты. И очень жалел, что в семидесятые годы упустил шанс одним из первых вложиться в «Нинтендо».

– Но кто ж знал, во что они превратятся?! – горько сетовал он. – В мое время они были заурядной компанией по изготовлению игральных карт «ханафуда». Забавы для детишек и незамужних тетушек.

Ватанабэ-сан говорил чистую правду: прежде чем выпустить в свет знаменитого «Донки Конга», японская компания «Нинтендо» производила игральные карты.

– Что такое «ханафуда»? – спросил Сэм.

– Пластиковые игральные карты. Маленькие, плотные, с цветами и видами природы, – пояснил Ватанабэ-сан.

– Ой, я понимаю, о чем вы! Я играл в них с моей бабушкой. Только они назывались не «ханафуда», а «Давай ходи».

– Это одно и то же, – снисходительно улыбнулся Ватанабэ-сан. – В Японии большинство людей используют «ханафуду» для игры в «кой-кой». А «кой-кой» на японском значит…

– «Ходи-ходи», – подхватил Маркс.