Завтрак для фанатки

Но бесило то, что она не помнила нашего поцелуя. А я думал о нем слишком много. Вспоминал, как сначала решил не отвечать ей, но ее губы были такими настойчивыми, что устоять было сложно. И ведь даже на съемках думал о том, как вернусь домой и мы поговорим. Черт! Но она не помнила ничего, зато, кажется, Том все помнил и ехидно посмеивался.

А потом все стало еще хуже.

Возможно, постоянные пересъемки сцен и выкрики режиссера, что сцену опять запороли, действовали на меня. Иногда ты настолько выдыхаешься от постоянного повтора той или иной сцены, что не понимаешь, где ты, а где тот гребаный герой, которого играешь. А может, выбесило то, что всем нужна была Стася, которая создавала особую атмосферу, когда находилась рядом. Все ее любили. Казалось, что мир становится светлее, когда она рядом. Даже Том попал под ее очарование, что уж говорить. Я дико завидовал, когда смотрел в окно, как они целуются под фонарем. Но что я мог сделать? Выбежать и закричать, что наш поцелуй был лучше?

Наверное, так и стоило сделать. Вот только меня с детства учили не выставлять напоказ эмоции, быть сдержаннее, воспитаннее, умнее, скромнее и так далее. Лишь перед камерой я мог отпустить себя и быть кем-то другим. Тем, кем мне хотелось быть всегда. Или тем, кого зрители хотели видеть.

Я все испортил, но и все закончил, разорвал это невыносимое притяжение. Мне на минуту показалось, что в холле после ее слов с плеч свалился груз, который я так долго тащил вверх. Когда Настя крикнула, что ненавидит меня, я понял, что ждал и подсознательно поступал так, чтобы она сказала это и сбежала от нас. Оставила меня и семью в покое.

Дверь хлопнула, мама говорила что-то, повышая голос:

– Джонатан, ты должен ее вернуть. Иди за ней!

А я стоял и смотрел в одну точку. Стоял и не знал, что мне делать. В легких не хватало воздуха, я старался дышать глубже, но начинал задыхаться. Казалось, кто-то схватил меня за грудь и перекрыл кислород, заставляя посмотреть на этот мир иначе. Минутное облегчение сменилось на темную удушливую пустоту. В горле пересохло. Слова не сходили у меня с языка. Губы двигались, но звук пропал.

– Натан?! – позвала мама. – Ты понимаешь, что она сейчас поедет в аэропорт. Ты должен пойти за ней и вернуть назад.

Ответить мне не удавалось, я метнулся в кухню, налил стакан воды и залпом осушил его. А потом еще один. Дышать стало легче, паника чуть унялась. Отец сидел за столом в кухне, и мама пересказывала ему, что случилось. Он мотал головой, не веря в происходящее. В то, что я мог так поступить. А я не верил в то, что она так просто могла уйти.

– Нат?! – осторожно позвала мама, мне пришлось повернуться к ним лицом. – Ты…

– Нет, мама, – ответил я.

– Джонатан, ведь я знаю, что ты… Ведь она…

– Нет! Не говори больше ничего. Пожалуйста. Пожалуйста, не произноси это.

Мне хотелось зажать ладонями уши, чтобы не слышать того, о чем она догадалась, о чем собиралась сказать. Чтобы самому не произносить ничего, не отвечать на их вопросы и забыть о том, что я был знаком с это девушкой. Мир расцвел и рухнул. Жизнь доказала, как она бывает переменчива и обманна. Мечтая об одном, иногда ты не понимаешь, чего на самом деле тебе хотелось всегда.

– Нат, но если ты… – попытался отец.

Слушать не осталось сил, пришлось выскочить из душной кухни, вернуться в холл, схватить куртку и шапку. А затем, не думая ни о чем, выбежать на улицу. Ее нигде не было. Я добежал до метро, спустился, понимая, что это безумие. Там ее не было тоже, тогда я спросил у рабочего, что стоял у прохода, не видел ли он девушку с чемоданом и светлой косой. И тот сказал, что была одна девушка вся в слезах, красивая.

– Давно спустилась и, наверное, уехала, – добавил он.

Я вышел на воздух, запахивая куртку от ветра. Вернулся на свою улицу и присел на ступени последнего у нашего дома крыльца, рассматривая небо, на котором мелькал хвост месяца. Передо мной появился чей-то рыжий хвост, и его владелец уселся напротив и мяукнул.

– Ну что? – сказал я. – Тоже считаешь меня засранцем и идиотом?

Ветер подул сильнее, разгоняя на небе тучи. Кот смотрел на меня.

– Конечно, идиот, раз с котом разговариваю, да?

В ответ это рыжее чудовище протяжно мяукнуло, но осталось сидеть напротив меня.

– Даже если бы я ее вернул, что бы я ей мог предложить?

Конечно, мне никто не отвечал. Было тихо, только уличные шумы заполняли пустоту вокруг. Кот расселся и начал вылизываться.

– Скоро пресс-показы нового фильма, над которым я работал прошлой осенью. А сейчас еще месяц съемок в окрестностях Лондона. Потом новый проект, а за ним еще один. Ведь я считал, что главное – это сначала построить карьеру.

Зачесался затылок, потом ухо, потом подбородок. Кот продолжал тщательно вылизывать свои причиндалы. Я вздохнул, кому я это все рассказываю?

– Когда нам видеться? Писать друг другу письма? Знаешь, это только в романтических фильмах прокатывает. Мы даже в разных часовых поясах живем. Пусть разница и не такая большая, но…

Кот опять заголосил и прошелся по кругу, а потом еще раз, словно исполняя какой-то ритуал.