Завтрак гораздо важнее, чем рай

Буддизм – это просто указание на жизнь. Будда говорит: «Посмотрите на жизнь!» Дхамма проповедуется каждое мгновение. Она в каждой травинке и в каждой звезде. Поймите: жизнь мимолетна, смерть неизбежна. Как можно пытаться чем-то завладеть, понимая это? Как можно завидовать, понимая это? Как можно думать о деньгах? Как можно быть скупым? Как можно продолжать убивать друг друга?

Это понимание становится трансформацией. Жизнь так быстротечна – и мгновенно наступает тишина, без всякой подготовки. Подготовка не нужна. Стоит вам это понять, и на вас нисходит тишина, в вас тут же воцаряется покой. И в этот миг тишины и покоя вы обретаете способность видеть, ваши глаза становятся ясными.

Без всяких проповедей и доктрин
Цветы добровольно расцветают весной,
Они осыпаются и падают на землю,
Они превращаются в прах.
Мы рождаемся, мы умираем.
Все одинаковы —
Шакьямуни, Дарума,
Кот и черпак.

«Мы рождаемся, мы умираем. Все одинаковы». Великая демократичность смерти. Все равны. Смерть – абсолютная коммунистка. Жизнь проводит различия – смерть нет. Жизнь делает людей разными, смерть – равными, она приводит их к единству. Жизнь существует за счет границ, различий, определений. Смерть приходит и все стирает.

«Мы рождаемся, мы умираем. Все одинаковы». Разницы нет. Шакьямуни – Будда – Дарума – Бодхидхарма – кот и черпак, все одинаковы. Собака умирает или будда – какая разница?

Видите, как действует смерть? Она все отнимает – так зачем за все это цепляться? Какой смысл в цеплянии? Если смерть рано или поздно все отнимет, почему не перестать цепляться добровольно? Перестав цепляться, вы сможете увидеть нечто очень ценное. Если вы перестанете за все цепляться – за тело, за ум, за собственность, за землю, за жену, за мужа, за детей, за страну, за религию, церковь, – если вы перестанете за все это цепляться, что тогда останется смерти? Вы сами все отбросили, вы добровольно от всего отказались. И что осталось смерти? Ничего.

В этом умирании, умирании для всего, в этом отвязывании и состоит смысл саньясы, отречения. Тогда смерти ничего не остается – вы уже сами отказались от всего. Смерти больше нечего делать – вы победили смерть: теперь смерть ничего не сможет у вас отнять. Вы сами отреклись от всего, что она могла отнять. И что же у вас осталось? Только свидетельствование, безмолвная осознанность, незамутненная обладанием, не замутненная желаниями и стремлениями.

Эта осознанность и есть состояние Будды. Эта осознанность – высшее переживание. Именно эту осознанность мы все и ищем, только ищем неправильно. Это и есть пробуждение.

Затвердевать, чтобы стать буддой, неправильно,
Я все больше в этом убеждаюсь,
Глядя на каменного Будду.

Запомните: не становитесь твердыми. Нужно помнить об этом, потому что так часто случается. Если вы видите, что жизнь мимолетна, что смерть неизбежна, и нет смысла ничем обладать, вы становитесь твердыми – вы думаете, что если вы будете достаточно тверды, то сможете отречься. Вы отрекаетесь не пониманием, а твердостью. Вы упускаете суть. И тогда снова возникает эго, поскольку любая твердость – это эго.

Вот почему монахи становятся слишком эгоистичными. Они думают, что если они отреклись от мира, то совершили нечто великое. Убежденность в том, что они совершили нечто великое, показывает их невежественность. Если жизнь мимолетна, что вы, собственно говоря, сделали? Вы просто увидели ее мимолетность, вот и все.

Вы же не выбегаете утром на улицу и не кричите: «Я отрекся от дворцов, которые видел во сне!» Люди будут смеяться, они скажут, что вы сошли с ума. Сон есть сон! Вы не можете от него отречься. Вы не можете удержать его, и вы не можете от него отречься. Сон есть сон. Если вы знаете, что это сон, он исчезает, а если вы не знаете, что это сон, он остается.

Те люди, которые говорят, что отреклись от своих детей, от своих жен, от своей семьи, от своего мира, от своих денег, от своих банковских счетов, на самом деле говорят, что эти сны все еще реальны для них. Они убегают от этих снов, но, куда бы они ни бежали, сны их преследуют. Они могут сидеть в пещере в Гималаях, но сны все равно будут продолжать приходить к ним. Сны все еще существуют, они остались где-то там, в мире, но они по-прежнему реальны. Эти люди боятся. Почему они боятся? Никто не боится своих снов. Как только становится понятно, что это сон, страх пропадает.

Эти люди твердеют. Посмотрите на джайнского монаха – какой он твердый! Все его усилия направлены на то, чтобы замкнуться в себе: он от всего закрывается, отгораживается. Он так боится жизни, что никогда даже не взглянет на женщину, он так боится жизни, что никогда не останется переночевать в доме мирянина.