Завтрак у Sotheby’s

Французы лучше уловили тенденции времени. По мере того как теория модернизма неумолимо двигалась в направлении чистой формы и эстетических ценностей, сюжетно-тематические картины в глазах зрителей дискредитировали себя настолько, что ни один ценитель живописи, хоть сколько-нибудь заботившийся о сохранении собственной репутации, не желал о них и слышать. Однако в ХХ веке нарративная живопись, сосредоточившаяся на содержании, снова пережила всплеск интереса: она возродилась в творчестве представителей поп-арта и нового реализма шестидесятых годов. Она уже не кажется неприемлемой современным коллекционерам. Ныне нарративное искусство включает в себя столь разные образцы, как инсталляции Брюса Чарльзворта из серии «Кто это сделал?» и цикл Ричарда Принса «Медсестры», а идеальным воплощением картины-истории становятся анекдоты и рассказы, сменившие в творчестве Принса и его собратьев по цеху викторианские назидательные изречения, вышитые на холсте [см. выше раздел «Пошлость»].

Nudes Ню

Картины в жанре ню всегда будут бойко продаваться, при условии, что модели привлекательны: сгодятся не только женщины, сойдут и мужчины, впрочем для более узкого круга клиентов. Обнаженная натура притягивает взор. Она может быть сколь угодно возвышенной, являть собою аллегории различных добродетелей, сиять в ореоле благородства и притязать на место в вечности; с другой стороны, она бывает приземленной и похотливой. Иногда она объединяет в себе эти противоположные свойства: созерцая стайки весьма податливых, судя по их облику, нимф, Венер и граций, украшавшие стены парижского Салона в 1860‑е годы, французский художник Жан Франсуа Милле воскликнул: «Никогда не видел ничего, столь явно предназначенного возбуждать чувственные страсти банкиров и биржевых маклеров!»

Рассудочное изображение наготы (Поль Сезанн. Купальщицы. Холст, масло. Ок. 1890)

В XIX веке живописцам дозволялось изображать нагое человеческое тело, при условии, что они играли по правилам и переносили обнаженную натуру, например, в антураж Античности или чужих земель и культур вроде Ближнего Востока. Банкиры и биржевые маклеры с удовольствием платили за нее немалые суммы: жанр ню давал возможность покупать эротику, не нарушая приличий, под видом респектабельного искусства. Неприятности начались, когда художники стали изображать обнаженную натуру в современной обстановке. Дерзкий взгляд, устремленный из пространства холста на созерцателя «Олимпией» Мане, выдает в ней пользующуюся успехом профессиональную куртизанку, в Париже шестидесятых годов не скрывающую рода своих занятий. Столь же неприемлемым оказался реализм, с которым запечатлевал своих обнаженных Курбе. Взору Наполеона III, только что восхищавшегося на выставке в Салоне 1853 года жеманными Венерами и одалисками, предстали бескомпромиссные в своей наготе, нисколько не идеализированные «Купальщицы» Курбе. Он пришел в такую ярость, что даже ударил по картине хлыстом для верховой езды. Его гнев вызвало не столько пренебрежение нормами морали, продемонстрированное художником, сколько осознание собственного лицемерия.

Великолепная и доступная (Амедео Модильяни. Прекрасная римлянка. Холст, масло. 1917)

Мне всегда было любопытно, не представляет ли скандинавская живопись XIX века некое исключение из этого правила, поскольку до восьмидесятых годов на официальных выставках в Стокгольме, Осло и Копенгагене обнаженную натуру можно было увидеть куда реже, чем в Южной Европе. Только с появлением в конце века таких художников, как швед Андерс Цорн, жанр ню становится более популярным. Неужели до тех пор художников мертвой хваткой держал за горло кальвинизм, угнетала угрюмая разновидность скандинавского пуританизма? Затем я осознал, что все дело в изобретении центрального отопления. Подобными соображениями руководствовалась и Полина Боргезе, когда вызывающе обнаженной позировала итальянскому скульптору Канове. На вопрос, не испытывала ли она, разоблачаясь перед ним, некоторое неудобство и неловкость, она отвечала: «Нет, в зале был камин».

Модернистские ню, точно так же как традиционные, отчетливо разделяются на идеальные и эротические. Достаточно сравнить рассудочное исследование формы, предпринятое Сезанном в «Купальщицах», с сексуальной притягательностью одалисок Модильяни. Однако здесь следует учитывать еще одну особенность современного рынка предметов искусства – возрождение викторианской морали в среде ближневосточных коллекционеров. Обсуждавшегося выше Сезанна им еще можно продать, но одалиски Модильяни едва ли украсят стены новых музеев в исламских странах.

Portraits Портреты