Завтрашний день кошки

В общем, сегодня я была настроена философски, в отличие от Пифагора, которого бросало в дрожь при мысли, что его существование закончится. Уничтожение архитектурной формы его частиц казалось ему трагедией, потому что он считал себя особенным. Верил, что отличается от всей остальной Вселенной. И это чувство обособленности помешало ему пережить во всей полноте наше с ним телесное слияние.

Если бы ему открылась вдруг такая возможность, он бы полюбил по-настоящему.

Его представление о себе ограничено телесной оболочкой, которая отделяет его от остальных, а я осознала, что безгранична. Да, безгранична и бессмертна. Мне хорошо, даже если мое тело рискует утратить присущую ему структуру. Меня это не тревожило, я буду жить по-другому.

Я закрыла глаза и умчалась далеко-далеко от своего тела, пойманного сеткой.

Я стала Фелисет и в ракете летела на Луну.

24 В ловушке

Меня разбудили голоса.

Вокруг столпились подростки с луками и копьями. Все в рваной и грязной одежде. В противогазах. Кое у кого были ружья.

На их удары палками мы отвечали шипеньем, укусами и царапаньем, но сетка мешала нам защищаться по-настоящему.

Их вождь с ожерельем из крысиных голов приказал одному из мальчиков ослабить веревку и спустить нас на землю. Потом им потребовалось немало усилий, чтобы нас связать и за лапы прикрутить к длинным палкам. Они отнесли нас ко рву, заполненному темной пахучей жидкостью. Я узнала запах черной дряни, которой испачкалась на стройке у Натали.

– Они, очевидно, вырыли ров и наполнили его нефтью для того, чтобы защитить лагерь от крыс, – успел мне сообщить Пифагор, несмотря на крайне неудобное положение.

Преодолев препятствие, дети сняли противогазы.

Я видела вокруг враждебные лица, а кое-кто, как мне показалось, смотрел на меня, глотая слюни.

Мы добрались до лужайки, посреди которой горел большой костер.

Даже с запрокинутой вниз головой я сумела рассмотреть, что на огне на длинных палках жарятся кролики, кошки и собаки.

Нас опустили на землю.

– Похоже, наша миссия закончится не начавшись. Сожалею.

– Я тоже. В Интернете нет сведений о порядках в этом лагере.

Вот какой конец ожидает первопроходцев.

– Я счастлива, что познакомилась с тобой, Пифагор, – сказала я, глядя, как один из подростков обстругивал палку, которая, по всей очевидности, должна была стать для меня вертелом.

Я-то считала, что Феликс мне в подметки не годится, но конец нас ждал совершенно одинаковый.

– Можно подумать, они не заметили USB-порт на лбу и смартфон у меня на спине, – удивился сиамский кот.

– Они снимут его, когда приступят к жарке. Им некуда торопиться.

Пифагор закрыл глаза и занялся поисками информации.

– Твоя домоправительница неподалеку, – сообщил он. – Очевидно, в одной из этих палаток. Ну-ка позови ее!

Я принялась мяукать изо всех сил, но без всякого толку. Тогда – была не была – я замурлыкала, внушая: «Натали! Иди ко мне! Помоги! Скорее!»

И тут свершилось чудо.

Сначала я почувствовала запах Натали, потом увидела приближающуюся фигуру. Я увидела Натали, Натали увидела меня.

Моя домоправительница вступила в оживленную беседу с молодыми людьми, показывала пальцем в нашу сторону, назвала по имени меня и моего товарища по несчастью. Вождь в ожерелье из крысиных голов, похоже, не соглашался на уговоры. Натали исчезла и появилась с другой человеческой особью, очень похожей на нее.

Пифагор проконсультировался в Интернете и сообщил:

– Ее зовут Стефани, она сестра Натали. Заведует детским домом, из которого убежали дети и спрятались в лесу. Потом к ним присоединились и другие сироты.

– Почему она ее позвала?

– Наверное, Стефани может убедить предводителя отпустить нас. Только она обладает здесь авторитетом.

Натали говорила уверенно и твердо и указала на Третий Глаз Пифагора. Вождь уже смотрел на нас по-другому, он внимательно слушал объяснения Натали, но потребовалось еще немало времени, прежде чем он отдал приказ нас развязать.

Освободившись от веревок, я прыгнула на руки моей домоправительницы и лизнула ее в щеку (это делают только собаки, но я была так счастлива и благодарна за спасение своей жизни, что пренебрегла привычным высокомерием).

Пифагор оставался сдержанным.

– Теперь, Бастет, вспомни, ради чего мы здесь. Расскажи Натали, что она должна нам помочь превратить Лебединый остров в неприступную крепость, защиту от крыс.

Я замурлыкала, и домоправительница принялась меня гладить и чесать за ушком. Она ласково со мной разговаривала, улыбалась и называла по имени.

Похоже, Пифагор не сомневался, что мы с ней общались и понимали друг друга.

– Давай, – повторил он. – Объясни ей все как следует.

– Не могу.

– Почему не можешь?

– Я тебя обманула. Я пока не научилась ей все отчетливо объяснять.

– Не можешь передать кошачью мысль человеку? Но ведь особое мурлыканье, которым ты ее позвала, она поняла, разве нет?

– Да, я пробовала. Я могу ее успокоить. Иногда сообщить, что мне нужно, но дальше этого пока не идет.

Все сказано. Теперь Пифагор узнал правду. Мне стало спокойнее оттого, что я созналась. Я не могла вечно врать.