Завтрашний царь. Том 1

Храм на Лобке возводили даровитые зодчие. Издали он напоминал поясное изваяние женщины, чуть склонившейся навстречу спешащим к ней детям. Днём была различима рукотворная кладка, но в сумерках, да в плывущих клочьях тумана, да с зажжёнными светочами в маленьких окнах, подобных глазам…

Изнутри доносилось приглушённое пение:

…У лихих людей он забирал
И в сердце принимал,
Обучал,
Наставлял,
Распрямлял…

Он малышей готовил к полёту
Прочь от своих седин.
Крепко его любили уноты,
Злобствовал лишь один.
Становясь со всеми на крыло,
Он правил ремесло, Но оно
Принесло
Только зло…

Мгла остановился, забыв, куда шёл.

Так бывает. Никаких вестей, а потом всё вдруг и всё сразу, только поспевай уяснять.

Странная оговорка Шагалы, подслушанная из-под моста.

«Лихарь… то есть учитель…»

Он уже тогда заподозрил. Верней, понял. Только себе сознаться не захотел.

Учитель…

Раскат на древнем большаке. Поворот, пройденный усилием свыше сил. Свист лыж за спиной, оборванный внезапным падением.

А потом – недвижное тело, укрытое чужими кожухами.

Ветер…

Перехваченный взгляд ученика, трудное, медленное движение губ: «Ты всё-таки обставил меня, сын!» И такой же безмолвный ответ: «Лишь однажды!»

Птицы над лесом кличут в тревоге,
Время прервало бег.
У поворота старой дороги
Сделался алым снег.
Вот и всё! И больше не зови
Отеческой любви.
Оторви
И живи
На крови…

Больше с тобой не выйдет к порогу,
Благословляя ввысь.
Больше не скажет просто и строго:
«Матери поклонись!»
Только плач сиротский из груди:
«Постой, не уходи,
Убеди, Огради,
Погоди…»

Так, значит, Ветер не встал, отлежавшись после несчастья. И даже не замер расслабленным, чего всегда подспудно страшился. Его поцеловала Владычица. Увела из мира живых, восхи́тила к неведомой новой судьбе.

И кто виной тому? Кто?..

В тёмных заулках брошенным детям
Холодно в эту ночь.
Смелый и сильный их не приветит,
Страх не прогонит прочь.
Чья рука протянется из тьмы,

Над пустошью зимы,
Чтобы мы
Из тюрьмы –
За холмы?
Вновь по дороге стелет позёмка
Белые кружева.

Кажется, будто шепчет тихонько
Памятные слова.
Кто подскажет в будущее путь?
А время не вернуть,
Не вдохнуть
Жизни в грудь –
Вот в чём суть…

– Ты не заболел ли, кощей? Худо тебе?

Мгла моргнул. Вернулся к яви. Грамотника не было видно, а над ним склонился Другоня. Даже протянул руку – тронуть по-доброму за плечо.

Безгласный раб невнятно зашелестел, благодарствуя. Кое-как подобрал ноги и удрал, хромая, не разбирая дороги.

Видение старцу

Первые земные насельники жили в счастливой простоте, довольствуясь насущным.

Начав отверзать духовные очи, иные целиком предались постижению Вышних.

Подле провидцев люди ощущали нечто из-за пределов вещного мира. Тени присутствия… отзвуки голосов…

Постепенно обители беседующих с Небом становились молельнями.

Храмами.

Ныне их почитают едва ли не жилищами Богов.

Туда идут молиться, думая, что так верней будут услышаны.

Не многие простецы помнят, что слово «храм» когда-то значило просто «дом». Дом, где в дружестве и любви собираются верные.

Хуже то, что и жрецы начали забывать.

Когда старец задумывался об этом, он со всей остротой чувствовал: его время прошло.

Под кровом Владычицы молодой жрец Другоня не покрывал рта и носа платком. В этом благом, издревле намоленном месте ему всегда дышалось легко.

Отжав ветошку, он окунул её в чистую воду и ещё раз обтёр бесплотные ноги предстоятеля. Вот теперь с мытьём было покончено. Другонюшка высвободил забрызганную подстилку, бросил в то же ведро, опёр костлявые пятки святого на мягкие валики.

– Лежу – горы сверну, а как голову приподниму… – тихо улыбнулся старик. – Что бы я без тебя делал!

Юный жрец улыбнулся, расправляя льняное покрывало:

– Всё то же, только ловче.

Другоню не обязывали ухаживать за благочестным, он сам хорошо знал, каково лежать в невладении.

Весь Шегардай как мог жался к теплу. Горожане берегли грево, кутались в меховые одежды, спали под толстыми одеялами. Предстоятель мораничей лежал в простой рубашке, укрытый лёгоньким покрывалом. Иссохшую плоть распирал сухой внутренний жар. Люди говорили, это душа в тело не помещается. Считали предвестьем кончины.