Но внезапно внимание ордынского походного штаба привлекли призывные крики, раздавшиеся далеко в стороне от ворот, у подножия кремлевской стены. Оттуда, по направлению к их колонне, размахивая руками, бежали два человека. Ахмед поднес к глазу подзорную трубу, и его смуглое лицо вдруг покрылось мертвенной бледностью.
— Кудеяр! — сдавленным голосом произнес он. — Мурза, пошли своих всадников навстречу этим людям!
С кремлевской стены вслед беглецам прозвучали выстрелы, один из бежавших упал. Но вскоре перед Ахмедом и мурзой предстал целый и невредимый Кудеяр. Второй человек, раненный в спину, с залитым кровью лицом, которое он, очевидно, разбил при падении, был без сознания и лишь время от времени стонал.
— Что случилось, почему ты не взорвал ворота? — жестко выкрикнул Ахмед, обращаясь к Кудеяру.
В его голосе звучала смертельная угроза, от которой невольно поежился даже сам мурза. Но Кудеяр и бровью не повел. С привычной наглостью и чувством собственного превосходства он произнес:
— Обстоятельства изменились. Мы в ловушке. Сюда, под Москву, вот-вот нагрянет царь Иван с двухсоттысячным войском, которое успело прийти из Ливонии. Надо немедленно сообщить эту весть Буслам-паше. Или самому великому хану! — добавил он, обращаясь непосредственно к мурзе.
— Откуда это тебе известно? — недоверчиво воскликнул пораженный Ахмед.
— Вот список грамоты, привезенной сегодня утром в Кремль царским гонцом. Я с риском для жизни добыл этот список не где-нибудь, а в Разрядном приказе! — высокомерно бросил Кудеяр, вынув из-за пазухи свиток и показав его Ахмеду лишь издали.
— Дай сюда! — протянул руку помощник Буслам-паши.
— Я собственноручно передам визирю этот драгоценный документ, добытый мною ценой невероятных героических усилий! — усмехнулся Кудеяр, пряча свиток за пазуху.
Ахмеду пришлось молча проглотить эту очередную наглость.
— А это еще кто? — раздраженно произнес он, указывая на окровавленного мужика, лежащего перед ним на попоне, наскоро расстеленной на земле.
— Один из наших людей. Он спас мне жизнь в смертельной схватке, когда все остальные, подобранные тобой люди, — Кудеяр особо выделил эти слова, — когда все остальные, подобранные тобой, Ахмед, люди, предали меня и разбежались. А ты что ж, не узнаешь его?
— Я работал не со всеми, — уже совершенно другим, совсем не грозным, а даже слегка заискивающим тоном произнес Ахмед. — Да и у него ведь все лицо в крови. Надо его срочно перевязать.
Ахмед сделал знак своему слуге, чтобы тот немедленно занялся раненым, и обратился к мурзе:
— Пусть отважный мурза прикажет своим туменам начать отход для соединения с главным войском. Мы добыли важнейшие сведения, которые отважный мурза должен как можно быстрее сообщить своему повелителю, великому хану!
Мурза задумчиво поднял глаза к небу, изображая глубокомысленные раздумья. Выдержав паузу, которую наверняка одобрил бы будущий основатель Московского художественного театра, воздвигнутого через триста с лишним лет недалеко от того места, где сейчас стояло ордынское войско, мурза произнес:
— Мы вновь поверим тебе, Ахмед, ибо твоими устами говорит визирь Буслам-паша и сам великий султан Сулейман. К тому же мое войско слишком мало для сокрушения крепости русов: тумены нашего правого крыла так и не смогли пробиться мне на помощь через полк левой руки проклятого князя Воротынского. А посему я вынужден принять твое предложение и приказать моим всадникам идти на соединение с главным войском, пока пожар, зажженный вашими славными турецкими пушкарями, не уничтожил нас всех.
Ахмед лишь молча поклонился в ответ на речь мурзы, в которой тот совершенно недвусмысленно давал понять, что свою неудачу под стенами Кремля спишет целиком и полностью на турецких военных советников, артиллеристов и незадачливых предводителей правого крыла ордынского войска. Бунчук мурзы с тремя белыми хвостами взвился вверх, проревели длинные трубы, и колонна крымской конницы, дружно поворотив назад по долгожданному сигналу, галопом понеслась прочь из горящей Москвы.
Толпа беженцев, пытающихся вырваться из охваченной пламенем столицы на север, мимо Кремля, все накатывала и накатывала на левый берег реки Неглинки. Мост был забит до отказа, вот-вот готов был рухнуть, и казалось, что движение на нем остановилось. Слева и справа от моста люди стояли вдоль берега по горло в воде, но на них напирали сзади, сталкивали на стрежень. Те, кто не умел или уже не мог плавать, захлебывались, тонули, их трупы несло течением, наваливало на стоявших на отмелях еще живых людей.