Завтрашний взрыв

Джоана сидела на скамеечке перед баней, расслабленно прислонившись спиной к бревенчатой стене. Голова у нее слегка кружилась после парилки, тонкая льняная рубаха приятно облегала тело. Щедрое майское солнышко заливало ярким светом полянку перед баней, поросшую ярко-зеленой молодой травой, и окружавшие ее кусты и деревья, сплошь покрытые белыми и розовыми цветами, источали тонкий чарующий аромат. Банька располагалась на краю сада, росшего в обширной пригородной усадьбе боярина Ропши. Джоана еще не успела выучить названия этих садовых деревьев, но они ей ужасно нравились. Ей нравился и этот сад, по английским меркам — дикий и запущенный. Но именно в этой дикости как раз и состояла его прелесть, составлявшая разительный контраст с симметрией и холодной чопорностью английских парков. Джоана улыбнулась, вспомнив, что Михась в Англии больше всего восхищался именно этой ухоженностью растительности вокруг замков. Естественно, что наше воображение более всего поражают доселе невиданные вещи. Русь с ее просторами потрясла душу юной английской леди, особенно на нее произвели впечатление бескрайние снежные равнины, по которым ей довелось путешествовать зимой. Джоана боялась холода. В ее родной стране снег выпадал лишь на короткое время, а в остальные зимние дни серый пейзаж, состоящий из голых деревьев и покрытых мокрой или мерзлой грязью полей, над которыми клубился сырой туман, навевал тоску и уныние. Джоана укутывалась в меха, приказывала разводить огонь во всех каминах, но все это помогало плохо. Промозглый сырой воздух, казалось, застревал в легких, превращаясь в мерзкую слизь, и очень скоро вызывал простуду и насморк. Джоана постоянно кашляла и сморкалась, хлюпая красным распухшим носиком. А здесь, на Руси, среди ослепительно искрящихся на солнце огромных белоснежных сугробов, даже в самые трескучие морозы она ни разу не чихнула. На ее щеках горел здоровый румянец, какой не наведешь даже при помощи самых дорогих притираний, доступных только самым знатным придворным дамам. В деревянных русских теремах, на первый взгляд слишком тесных, с низкими потолками, постоянно царили тепло и уют, что резко отличало их от огромных залов каменных замков, холодных и сырых. Как замечательно с морозца, после катания на тройке по пушистому снегу, вбежать в жарко натопленные палаты, прижать ладони к теплому белому боку русской печки, отведать горячего ароматного сбитня! Джоана была бы совершенно счастлива простым и глубоким человеческим счастьем, если бы рядом с ней был Михась.

Михась… Они разыскивали его уже полгода и не нашли… ни живого, ни… Нет! Он жив, она это чувствует, ощущает всем сердцем, потому и находится в этой стране, ставшей ей уже почти родной, и не собирается ее покидать, покуда не разыщет любимого человека.

Дверь бани распахнулась, и оттуда вывалилась Катька. От ее порозовевшей мокрой кожи валил пар. Девушка совершенно не стеснялась своей наготы, поскольку, во-первых, баня стояла в укромном уголке, а во-вторых, чего ж ей стесняться-то! Катька была прекрасна, как греческая богиня. Джоана не раз видела в королевском дворце и в замках богатых вельмож мраморные статуи и картины флорентийских художников, возрождающих искусство Древней Эллады и воспевающих красоту человеческого тела. Катька словно сошла с этих полотен. Английские леди были в основном бледные и худощавые, совсем не похожие на греческих красавиц с их плотными, почти атлетическими телами и округлыми формами, и наверняка сестренка Михася, попади она на родину Джоаны, разбила бы сердца не одной сотне джентльменов.

Катька с разбегу плюхнулась в небольшой пруд, выкопанный на протекавшем мимо бани ручейке, поплескалась, ухая и ахая, в прохладной водичке, грациозно выбралась на берег и уселась на скамейку рядом с Джоаной, счастливо улыбаясь:

— Хорошо, сестренка!

— Хорошо, Кэт! — искренне улыбнулась в ответ Джоана.

Они помолчали некоторое время. Потом Катька вздохнула, выпрямилась, ее лицо приобрело серьезное и сосредоточенное выражение, и она перешла к обсуждению главного для них обеих дела.