Завтрашний взрыв

Сотник так и замер с раскрытым ртом, затем вновь присел на траву, покачал головой. Степа тоже расслабился, отвел взгляд от спокойного и безмятежного лица бывшего разбойничьего атамана. Отношения Чекана и Анюты уже не были тайной ни для кого из ополченцев их отряда.

— Ну что ж, — произнес наконец сотник. — Я и сам намеревался отослать девицу подальше от предстоящей битвы. Только не придумал, как это лучше сделать. Уж больно она боевая и своенравная… Да еще мил дружок тут у нее завелся. Знамо дело, что она ни в какую по доброй воле отсель бы не ушла. А раз ты сумел ее уговорить, тогда езжай, конечно. И запасного коня бери… А про то, вернешься ли ты сам в рать к рассвету, я тебя спрашивать не буду. В ополчение народное никого против воли не зовут.

— Правильно, что не спрашиваешь, сотник, — кивнул Чекан и посмотрел в глаза ветерану прямым и честным взглядом. — За коня спасибо. Разреши отбыть в увольнение?

— Разрешаю. Ступайте с Богом. Гляди только, девицу не обидь, а то я не посмотрю на все твои прежние геройства! — Сотник поднял свой немалый кулак и грозно потряс им перед лицом бывшего атамана.

Чекан молча развел руками, дескать, о чем уж тут говорить! Четко, по-военному наклонил голову, повернулся через левое плечо и направился туда, где чуть в стороне от ратного стана паслись несколько стреноженных коней, принадлежавших начальникам монастырского ополчения. Проводив его взглядом, сотник покачал головой и произнес то ли с осуждением, то ли с прискорбием:

— Вишь, оно как! Кругом война, кровь, а им, молодым, все одно — любиться да миловаться! Вот в прежние времена… — И старый сотник опять пустился в воспоминания о героях былых времен, которые, конечно же, не чета нынешним.

Степа вновь рассеянно слушал, время от времени кивал, как вдруг одно имя, произнесенное ветераном, заставило его встрепенуться, и стражник, впервые перебив рассказчика, спросил довольно резко, почти как на допросе:

— Как, говоришь, звали того воеводу?

— Князь Никита Курлятев, — охотно повторил сотник.

— А ты его хорошо знал?

— Ну, не то чтобы приятельствовали, — честно признался ветеран, — но в боях да походах вместе побывать довелось. Несколько раз удавалось даже парой слов перемолвиться. Знаешь, небось, как это в ратном стане случается, когда все вместе в одном озере купаются или из одного ручья воду пьют.

— А не ведаешь ли, что с ним сталось, где он сейчас?

Сотник печально вздохнул, задумался в нерешительности, затем махнул рукой и произнес:

— Про это лучше вслух не рассуждать, ну, да ладно! Уж тебе-то я верю, что слова мои никуда не донесешь. Да и все одно завтра смертный бой. В общем, попал доблестный воевода князь Курлятев государю в немилость, да и сгинул потом то ли в ссылке, то ли на плахе.

— За что ж ему выпала та немилость?

— Я сам-то уже тогда в войске не был, знаю лишь по слухам. Сказывают, что появился у князя новый стремянной, боярский сын Кудеяр Тишенков, молодец лихой да отчаянный. Князь его за геройство отличил, к себе приблизил. А у того молодца душонка-то оказалась гниловатой. И геройствовал он вовсе не за Родину, а из-за гордыни и тщеславия своего непомерного, за награду щедрую да за любовь красных девиц, до которых он был куда как охоч. В общем, где-то под Астраханью переметнулся он к туркам, когда янычары зажали нашу рать в тиски, из которых, казалось, не было выхода. Ну, знамо дело, у князя нашлись завистники, да и объявили государю, что князь, дескать, сам своего стремянного к врагу послал, замыслив предательство. Только ни я, ни кто другой, князя по рати знавший, в тот навет не поверил. Он не единожды в самых страшных битвах являл нам всем пример самоотверженной стойкости во имя отечества. И тогда, под Астраханью, он от турок все же отбился и рать сохранил, хотя был в тех боях сам ранен. Так клеветники государю и нашептали, что, он, дескать, из того похода живой вернулся ценой предательства.

— Мог ли князь Курлятев все же остаться жив, избегнуть казни?

— Кто ж знает? На то воля Божья!

— А если б ты сейчас его встретил, то узнал бы?

— Даже и не знаю: столько лет прошло! — развел руками ветеран. — Впрочем, рост у князя высокий, да еще был у него один шрам приметный. Хотя этот шрам под одеждой скрыт.

Степа почувствовал в груди внезапный холодок.

— Что за шрам? — дрогнувшим голосом хрипло выдохнул он.

— В виде полумесяца, на плече. На каком, правда, не помню. То ли ливонский меч, то ли турецкий ятаган его зацепил.