Сдаю, получаю. Через несколько дней снова в каптерку идти пришлось. Новый приказ! Снять сапоги и выбросить… Получить ботинки и носить! Ну, самодур хозяин, ну какая ему разница — сапоги или ботинки? Большая. Сапоги носят очень многие, а ботинки —единицы. Значит, все пойдут получать ботинки, а их не дают за красивые глаза, за них потом вычтут, выдерут из зарплаты. Хитро! И склад разгрузится, и деньги вернутся за ботинки рабочие, с заклепками по бокам. Советский лагерный бизнес! А ослушаешься — в трюм. А сапоги порубят все равно…
Только сходил в каптерку, новый приказ! Наверно хозяину делать нечего, придурок хренов! Всем получать новые синие костюмы в дополнение к серым да черным. Не только хористам, ревущим в клубе. Всем. Но носить только по воскресеньям. Так сказать, парадно-выходная одежда… А повседневно старое таскать, что раньше получил или выкрутил.
Получил я синюю робу, расписался за нее, пришил бирку с фамилией, инициалами, номером отряда. Пришил. Повесил в каптерку и задумался.
В зоне тысяча двести восемьдесят два зека. Столько же синих костюмов выдали. И отказаться не смеешь. Ну, бизнесмены, ну, власть поганая, последнее отнимают, последние копейки у зеков.
Ведь зарплата у зека меньше, чем за аналогичную работу на воле. Это — раз. Половину вычитывают в пользу колонии. Это — два. Хозяйские, как их зеки называют. Затем налог, иски, алименты, за адвоката, у кого что есть. Это — три. Дальше — за баню, парикмахерскую, прачечную, школу. Это четыре. Ну а потом за жратву, за шмотки, за постельное белье. Это пять. И если осталось — на лицевой счет. Отовариваться. Конечно, за шмотки высчитывают не каждый месяц, но остальное выдирают регулярно.
Еще одно новшество ввел хозяин. Жировки, как старая зечня говорит. Попросту листки, где все перечислено — сколько заработал, сколько подрали, куда, сколько осталось… Кто на воле работал, говорят, такие на заводах дают.
Вот из листка этого, из жировки, я почерпнул эти знания. Но самое интересное было в графе вычета за еду. Тут уж смеялась-хохотала вся зона. Кормят зеков на строгом режиме на тридцать два рубля, в среднем… Это когда на воле зарплата на заводе или стройке сто восемьдесят-двести рублей и еле-еле хватает! Это когда хлеб стоит двадцать копеек, мясо три пятьдесят, водка пять двадцать…
Чем же нас кормят, падлы?
Получила вся зона синие костюмы и сразу макли начались. Черти, петухи да и просто мужики, кому чай потребен или сигареты, начали продавать костюмы блатным. А те рады, покупают да щеголяют в них ежедневно, по три, по пять приобрели. Кто поумней, Консервбанка, Блудня, Казино и прочие, те не хапают, не первый день в зоне, за все придется платить, за все.
А продавшие заявления пишут, мол, украли у меня, прошу выдать новый. Все равно, денег на лицевом счете нет, так что ж их экономить. Гуляй! Заявление не напишешь — проблемы. Куда девал синий костюм? Почему в воскресенье в сером? Есть приказ! В трюм хочешь? А?
Надоело хозяину глядеть на безобразие с костюмами, как со склада без денег костюмы разбазариваются и дал команду режимникам навести порядок. В одно воскресенье загнали всех в клуб, нерабочее воскресенье было, думали, оттянемся, кино посмотрим, а тут… Загнали всех между обедом и сеансом, все в синем, все в клубе, а Шахназаров, режимник с прапорами, козлами сэвэпэшными, с режимниками своими по отрядам прошли и все синие костюмы изъяли… И в штаб. Ну, а потом по биркам вызывали хозяев и если хорист-Шаляпин-Карузо, то костюм возвращали. Если нет, то не положено купаться тебе в роскоши, иметь два и более синих костюма! И в трюм или лишение праздника зековского, отоварки.
Шуму было много, а результата никакого. Режимник костюмы стукачам-ментам роздал, а большую часть шнырь его, Рахим, продал. Тем же блатякам… И снова щеголяют жулики и блатные в синих элегантных костюмах, сшитыми зеками на наркомзоне, где наркоманов лечат уколами да шитьем костюмов. Костюмы те обыкновенные рабочие, без подкладки, из хлопчато-бумажной материи. А шуму, а страстей! Куда там Шекспиру… Одним словом — зона.
Подъем — отбой, подъем — отбой. В промежутке все то, что именуется здесь житуха. Врагу не пожелал бы ее, а коммунистам — с удовольствием.
Пролетела весна, распечатал последний год, думал в этот день всколыхнется моя многострадальная душа, трепетно отзовется на дату сию, но… Но день прошел и ничего не колыхнулось и не трепетнуло, день прошел, а я и не заметил его… Лишь на следующий день вспомнил — остался один лишь год. За плечами пять… И столько в этих годах было поганого и страшного, что жутко! Жутко мне, как гадов этих, коммунистов проклятых, земля носит. Был я хиппом, листовки печатал с кентами, потому что хотел восторгом своим щенячьим поделиться! Ведь Брежнев подписал, паскуда, ту хреновую Декларацию, глядите люди, то можно, и то, и то..
И Советская власть подлая, из меня, хиппа с восторгом, врага выковала, сделала. Законченного, идейного. Пять лет старалась, от души, на совесть, всеми силами.