Наконец, он меня водворил за стол, расстелил на коленях салфетку и сам опустился на соседний стул, восстанавливая дыхание. Пахло умопомрачительно — смесью мяса и овощей, у меня даже голова слегка кружилась в предвкушении какой-то вкуснятины. Но опять же, я старалась не подавать виду — сидела и скептически оглядывала стол.
— Пока ужин доходит, — Филипп кивнул на духовой шкаф, где красовалось что-то под золотистой корочкой, — предлагаю выпить по бокалу шампанского. Надеюсь, тебе оно не повредит.
Нет, конечно. Накроет только, как медным тазом, с голодухи-то, а так совершенно не повредит. Но бокал я выпить себе позволю, просто потому что уже сто лет не пила этот напиток, который считался у меня самым любимым. Да и интересно попробовать, отличается ли их шампанское от нашего.
Может немного сладковато, на мой вкус, сделала я вывод, пригубив прохладную пенящуюся жидкость. Перед этим, конечно, все было как положено — Филипп произнес тост за мое здоровье (лицемер чертов!), и мы с ним чокнулись, как старые добрые друзья. Здоровья он мне желает! Как только их земля носит таких? Хотя, что тут удивительного. Она, как все хозяева, падка на лесть и преклонение.
Когда Филипп достал из духовки стеклянную емкость, я едва не потеряла сознание от голода. Пришлось даже вцепиться в стул до боли в руках. Мне хотелось немедленно наброситься на то, что оказалось передо мной на тарелке, дымилось и источало самый прекрасный в мире аромат. Но я заставила себя чинно взять вилку, отковырнуть кусочек, подуть на него и даже понюхать, прежде чем отправить в рот. Восхитительно! Я чуть не сказала этого вслух, вовремя прикусив язык. Из чего это приготовлено? Чувствовалось, что в блюде есть баклажаны, букет каких-то трав, незнакомых мне, но безусловно подчеркивающих вкус. Я пыталась определить, есть ли тут мясо? Какие-то кусочки, по составу похожие, попадались, но что-то мне подсказывало, что это не мясо. Скорее всего, соя или спаржа, как достойный заменитель. Но общего впечатления отсутствие мяса не портило. Блюдо можно было отнести к шедеврам кулинарного искусства.
— Как оно называется? — спросила я, когда утолила первый голод и справилась со слюноотделением и головокружением.
— У нас его называют корак. А вообще это разновидность вашей мусаки.
Греческая мусака? Никогда бы не подумала. Это блюдо напоминало ее очень отдаленно, разве что количеством слоев ингредиентов.
— Вкусно, — решилась я на похвалу, стараясь, чтобы голос мой не звучал слишком восторженно.
— Я старался, — опять по-мальчишечьи улыбнулся Филипп.
Реакция моего сердца не заставила себя ждать. Оно болезненно сжалось, что я даже невольно скорчила гримасу. Ну почему он временами ведет себя так, словно является самым прекрасным мужчиной на свете? Почему не разрешит мне ненавидеть себя, как того заслуживает? Ведь это все тот же Филипп, который завтра снова планирует пустить меня в расход.
— Что случилось? Тебе плохо?
— Голова закружилась, — соврала я. — Уже прошло…
И все-таки мне хотелось запомнить его навсегда. Я тайком любовалась его лицом, каждой черточкой. Впитывала в себя его красоту и только сейчас позволяла себе думать, что окажись мы в других условиях, и мое чувство, возможно, имело бы шанс на взаимность. Да, это была иллюзия, рожденная парами алкоголя, но в тот момент мне так хотелось в нее верить. Глаза жгло от невыплаканных слез, но я старательно улыбалась и глотала шампанское, чтобы хоть чуть-чуть притупить дикую душевную боль.
Ужин подходил к концу. Я знала, что через считанные минуты все закончится, и растягивала их, как могла. Просить второй раз добавку не рискнула, иначе Филипп догадается о моем притворстве и усилит бдительность. Настала пора говорить «спасибо» и вставать из-за стола. Что я и сделала, собрав всю свою волю в кулак.
Филипп тут же оказался рядом со мной. Наверное, испугался, что я могу потерять сознание, теперь уже от обжорства. Не смогла удержаться и заглянула в его глаза, которые тут же начали темнеть. Он стоял так близко, что я чувствовала тепло, исходящее от него. Ну протяни руку, дурочка, дотронься до него в последний раз. Ведь в лесу тебя ждет почти верная смерть. Именно этого я опасалась больше всего, а не того, что он меня поймает.
Я подняла руку и кончиками пальцев коснулась его щеки. Он тут же перехватил ее и прижал ладонью к своим губам. По телу моему побежали мурашки, а ноги тут же подогнулись в коленях, так что Филиппу пришлось подхватить меня. Наши губы, казалось, сами потянулись друг к другу и слились в жарком поцелуе. Я отдавалась ему вся, пытаясь нацеловаться на всю мою недолгую оставшуюся жизнь. Руки Филиппа блуждали по моему телу, и вот уже халат валяется у ног, а губы его целуют мою грудь сквозь тонкую ткань сорочки.