Заземелье

У меня получилось. Сначала перевалилась на колени, а потом заставила себя встать на ноги. Старуха тут же меня подхватила, подставляя «дружеское» плечо, увешанное лохмотьями. Слава богу, крыльцо перед домом было одноступенчатое, больше я бы точно не смогла преодолеть. Да и домом деревянную развалюху назвать можно было с натяжкой.

В нос ударило тепло и запах трав, едва я переступила порог. Старуха отвела меня за занавеску в единственной, по всей видимости, комнате, заставила раздеться догола и уложила на кровать, которой служил огромный сундук. Больше всего на свете я хотела спать. Глаза сами закрывались. Остатками разума я подчинилась, когда к моим губам поднесли что-то твердое, и в рот полилась теплая приятно пахнущая какими-то ягодами жидкость. А потом я вырубилась.

Разбудил меня приглушенный разговор за занавеской. Один голос я узнала сразу же, он принадлежал старухе. А вот второй заставил меня задрожать от животного страха. Голос Филиппа произнес:

— Кто у тебя там? Почему я должен говорить тише?

— Важный пациент. Тебе же не поздоровится, если разбудишь его. Болен он сильно… И чего ты вообще приперся сюда?

— И это говорит мать своему сыну, — усмехнулся Филипп. — С теплом же ты меня встречаешь.

— Да какой ты мне сын, изверг проклятущий? — зашипела старуха, и я чуть не сказала «Есть!», вовремя прикусила язык. — Говори, чего нужно и мотай отсюда подобру-поздорову.

— А то что? На собственного сына руку поднимешь?

— Охота была мараться…

Послышался звук шагов, и что-то заскрипело, словно под тяжестью чего-то ощутимого.

— Рассиживаться тут вздумал?! — снова заговорила старуха. — Я тебя в гости не звала.

— Да мимо я шел, вот и решил заглянуть, — примирительно произнес Филипп. — Ищу я кое-кого, беженку одну.

— Подумаешь, мало их от вас сбегает что ли? — усмехнулась старуха. — Одной больше, одной меньше. Что-то раньше тебя самого на поиски не отряжали, кто попроще ходил. Да и почему тут ищешь, на поверхности? В своих лабиринтах и смотрите, там же они все прячутся.

— В том-то и дело, что эта где-то тут, — пробормотал Филипп. — Ну да ладно. Найду, куда ей деваться? Лес окружен магической защитой, из него не выберется. Лишь бы живой найти.

— Да как же она на поверхность-то попала? — натурально так удивилась мать Филиппа. Я даже восхитилась ее артистическим способностям.

— Да!.. — в сердцах воскликнул он. — Неважно, в общем. Напоишь настойкой своей, да пойду я…

За занавеской что-то зашуршало, задвигалось. К этим звукам прибавились ворчания на тему ходят тут всякие, от дел отрывают. Голоса Филиппа больше слышно не было. Я лежала, боясь даже дышать громко, не то, что ворочаться. Разглядывала закопченный потолок и стены в тусклом свете, что проникал из-под занавески.

Значит, старуха — мать Филиппа? И судя по всему, они не очень-то и ладят между собой. Да и, как ни крути, она спасла меня. Правда, еще нужно выяснить, для чего я ей понадобилась, и не сменила ли я одну тюрьму на другую.

Я до последнего опасалась, что Филипп заглянет за занавеску. За те минуты, показавшиеся мне часами, что он шумно прихлебывал что-то в полном молчании, я думала, что сойду с ума. Наконец, он встал, как поняла по все тому же скрипу и сказал:

— Спасибо, мать, за твою волшебную настойку. Я еще зайду…

— А то ж… — проворчала она. — Глаза бы мои тебя не видели.

— И вот еще что, — вновь заговорил он. — Если встретишь беглянку, не привечай ее и не помогай. Я ведь все равно узнаю. А тебе может не поздоровиться. Совет только потому не трогает тебя, что ты наша мать.

Дверь хлопнула, и я позволила себе расслабиться. Но надолго ли?

— Проснулась? — шторка колыхнулась и вошла чистенькая старушка. Я даже не сразу признала в ней хозяйку ворчливого голоса и тех лохмотьев, что были надеты на ней в лесу. — Как чувствуешь себя?

— Сносно, — с опаской ответила я. Все еще не знала, чего от нее ожидать. — Есть ужасно хочется, — призналась я. Живот аж судорогой сводило от голода.

— Это хорошо, — захихикала старушка и в тот момент я точно узнала ее. Смеялась она препротивно, скажу я вам, в лучших традициях Бабы Яги. — Ну пошли, кормить тебя буду.

— А?.. — я не знала, что и сказать, но голой расхаживать по ее дому точно не собиралась, хоть и натоплено тут было знатно.

— А ну да… — старушка метнулась обратно за занавеску, и я подметила горб на ее спине. Значит, она одна из тех? Но лицо у нее не было изуродовано до такой степени. Старое, морщинистое, но это скорее в силу древнего возраста.

— Зови меня бабой Агатой, — велела мне она, вернувшись с ворохом вещей. — Вот тебе сорочка, настоящая льняная. Это платье шерстяное, добротное. Таких уже не делают, — она кидала в меня вещь за вещью, не заботясь, куда они попадают. Я только и успевала отбиваться. Слава богу, что-то типа лаптей из соломы она поставила возле сундука, а то бы точно прибила. — Одевайся, давай, скоренько, да айда ужинать. И разговор у нас будет длинный.