Он взял меня за руку, и так у него это получилось нежно, словно боялся раздавить тонкое запястье. Наверное, Савелий решил быть ласковым напоследок, с иронией подумалось мне. Повстречай я его в другом мире, в нормальных условиях, возможно, он показался бы мне даже симпатичным. По крайней мере, он единственный в этом зале смотрел на меня, как на человека, а не на препарируемую для опытов лягушку. Филипп первым покинул зал. Больше всего в тот момент он напоминал побитую собаку. Разве что хвост не поджал по причине его отсутствия. Испугался что ли?.. Где-то на задворках памяти плеснулось чувство, что еще совсем недавно испытывала к этому чернокудрому красавцу. Возможно, он тоже питал ко мне что-то теплое, но где-то очень глубоко в душе. Кто знает, может быть сейчас он жестоко корит себя, что не сумел, вернее, не посмел, спасти меня. Но скорее всего, все это игра моего воображения, сожаление о поруганной любви. В любом случае, Филипп остался в прошлом. И пусть будущего у меня практически нет, но и о пройденном я думать больше не буду. В эту минуту я отчетливо поняла, что здесь не осталось никого и ничего. Если мне предстоит умереть, то буду вспоминать Виталю и мечтать о воссоединении с ним.
Мы с Савелием покинули зал, и начался наш путь по бесконечным темным коридорам. На лифте мы спускались вниз, на какой-то уровень, а потом долго шли по коридорам, петляя из стороны в сторону. Затем снова лифт и коридоры, коридоры… Савелий уверенно сворачивал в разные стороны, а мне казалось, что подобный путь запомнить невозможно.
После очередного спуска, когда мне казалось, что мы уже достигли центра земли, Савелий резко остановился. Чем ниже мы спускались, тем темнее становились коридоры. И сейчас я почти ничего не могла различить. Одно поняла, что нахожусь не в коридоре, а в душном тесном помещении с низким потолком.
— Пришли, — впервые после зала заседаний совета заговорил Савелий.
— И что ты собираешься делать?
Я даже не увидела, а поняла по мимолетному блеску его глаз, что Савелий посмотрел на меня.
— Спустить тебя в яму, — слишком равнодушно прозвучал его голос.
— И где?.. Где она?! — практически прокричала я. Голос мой мгновенно поглотили стены подземелья. Здесь было так сыро, что меня начинала бить крупная дрожь.
— Под нами.
Савелий наклонился и что-то потянул на себя. Мои глаза уже немного привыкли к темноте, и теперь я рассмотрела крышку люка в земляном полу с большим металлическим кольцом, за которое и ухватился Савелий.
Когда он откинул люк, я увидела черные влажные ступени лестницы, ведущей вниз.
— Следуй за мной, — велел Савелий. — И без глупостей.
На что он намекает? Что нарушает устав? Что положено первой пустить меня, а он должен замыкать шествие, как настоящий стражник. И он пошел на уступки, прокладывая путь вниз. Ну что ж, и на том спасибо. Лишний раз убедилась, что в этом угрюмом стражнике гораздо больше человеческого, чем во всех его красивых собратьях. Почему-то снова в памяти всплыл образ Филиппа. Чем он сейчас занят? Убивается от горя или милуется с Розой. Не сдержала дрожь отвращения от невольных воспоминаний.
Мне казалось, что лестница бесконечная. Несколько раз я поскальзывалась, и тогда Савелий придерживал меня, пока не восстанавливалось равновесие. А потом возобновлялся спуск. Удушливо пахло плесенью и почему-то мышами, хоть я и понимала, что грызуны на такой глубине водиться не могут. Скорее всего, здесь царила вековая затхлость. Когда последний раз хоть кто-то спускался сюда? И как Савелий хоть что-то умудряется разглядеть? Я уже практически ослепла от темноты.
Наконец мы достигли дна, во всех смыслах этого слова. Для меня это было дном всей моей непутевой жизни, а для него — окончанием длинного и навязанного чужой волей пути. Что-то громко щелкнуло, и в следующий момент я ослепла от яркого света. Прошло несколько секунд, в течении которых Савелий меня не трогал, прежде чем я смогла открыть глаза. Мы находились в залитой светом черной комнате с напоминающей по форме саркофаг капсулой посередине. Оказывается, все то время, что я привыкала к свету, Савелий подсоединял какие-то провода к капсуле и включал многообразные приборы. Некоторые светились голубыми экранами, на других появлялись какие-то диаграммы. Их было тут такое количество, какого я не встречала даже в кабинете Алесея.
— Что со мной будет?
Я понимала, что пытаюсь ухватиться за соломинку, чтобы не поддаться паническому страху. Готова была говорить без умолку, лишь бы он ничего со мной не делал, не заставлял лезть в капсулу, которая именно для этого и предназначалась, как я догадывалась. Но Савелий молчал, продолжая активизировать приборы, лишь бросал на меня мимолетные взгляды. Что выражали в данный момент его глаза, я так и не смогла рассмотреть.
Наконец, зажужжало, загорелось табло и загудело, казалось, все в этой комнате. Савелий откинул крышку саркофага и повернулся ко мне.
— Тебе нужно забраться в него, — ровным, ничего не выражающим голосом проговорил он, глядя словно мимо меня своими прозрачными глазами.
— А если я этого не стану делать?