Звук захлопываемой двери отозвался болью в моей голове, но равнодушия к собственной участи это не нарушило. Какая разница, что произойдет дальше? Алексей мертв, и вместе с ним умерли крохи надежды на выздоровление. Но любопытство пока еще жило отдельно от меня. Я с удивлением прислушалась и поняла, что все звуки стихли, стоило только Анне появиться там. До меня доносился ее голос, но говорила она настолько тихо, что слов разобрать было невозможно.
Я уже решила, что Анна победила и избавилась от Савелия, когда дверь с грохотом распахнулась. Сначала я услышала легкие торопливые шаги, а потом и голос Анны произнес:
— Не подходи! Зачем тебе она? Вы итак уже получили все что хотели. Так дайте же ей умереть спокойно, а нам попытаться спасти ее или уменьшить ее муки…
Голос ее вибрировал в повисшей тишине. Я догадалась, что Анна едва сдерживается, чтобы говорить спокойно. Догадывалась, что сейчас она преграждает путь Савелию, хоть и не могла этого видеть. Все бы отдала, чтобы посмотреть на его лицо! Как он сейчас выглядит, с каким выражением смотрит на сестру?
— Уйди! Не заставляй меня применять силу.
Угроза была явной. А не для красного словца. Он не посмотрит, что перед ним единокровная по матери сестра. На пути достижения цели он и ее сотрет в порошок. А этого я точно не могла допустить.
— Анна, пусти его, — попросила я, чувствуя, как срывается голос от еле сдерживаемых рыданий. — Так будет лучше для всех.
Я не лукавила. Именно в этот момент отчетливо осознала, что ни единый человек больше не должен пострадать из-за меня. А уж тем более жители этого поселения. Не хватит ли лишений на их век? А мне уже все равно нечего терять. Отчасти я даже была благодарна Савелию, что явился ускорить мой конец.
— Не делай этого! — взмолилась Анна. На мои слова она даже не обратила внимания. — Она теперь все равно изгой, так оставьте ее в покое!
— Я делаю то, что должен…
— Должен?! — Анна рассмеялась, и я представила, как она, должно быть, страшно выглядит сейчас. Ее смех волной презрения прокатился по душному помещению, отскакивая от стен и концентрируясь где-то в середине моего лба, вызывая резкую боль. Не хотела бы я, чтобы кто-то вот так смеялся мне в лицо. — О каком долге ты говоришь? Ты, что состоишь на службе у убийц, по чьей милости загублено уже столько душ. Оставь ее в покое, — повторила Анна уже перестав смеяться. — Как оставил всех нас. Она теперь находится у нас, а для таких путь в колонию закрыт.
— Последний раз прошу, пусти по-хорошему, иначе…
— Иначе что? Убьешь меня? Так действуй, за чем же дело стало?
— Нет-нет, Анна, — закричала я. — Уйди, прошу тебя, уйди. Не стой у него на пути. Если тебе хоть немного меня жалко, сделай так, как он просит.
Лишь мои рыдания нарушали повисшую тишину. Ни Анна, ни Савелий какое-то время не двигались и ничего не говорили. Лишь бы она уступила, лишь бы уступила, пульсировала в раскалывающейся голове мысль. Он все равно добьется желаемого.
Савелий приблизился бесшумно. Сквозь слезы я увидела его лицо и очень бледную, сильнее чем обычно, Анну. Они похожи, мелькнула посторонняя мысль. Только лицу брата не хватало теплоты сестры. И глаза у нее, как у Филиппа — черные и глубокие.
Столько злобы во взгляде! Вперемешку с какой-то мукой. Если воображение не шутит со мной. Словно я кость в его горле, которую он тщетно пытается достать. Что вонзается все глубже, заставляя страдать сильнее. Ну конечно, наверное, до меня у него и провалов-то в работе не было. Представить Савелия проигравшим или не выполнившим задания я не могла.
— Что с ней? — не отрывая стального взгляда от меня, резко выдохнул он.
— Полный паралич и распад головного мозга в начальной стадии.
Глаза Анны наполнились слезами, стоило ей произнести эту короткую фразу. Вот значит почему у меня так сильно болит голова? Мой мозг распадается? Надо думать, следующая стадия — идиотизм? Не хочу, Господи, не допусти этого!
— Я забираю ее, — еще более резко проговорил Савелий, оторвав меня от грустных мыслей.
— Нет, — Анна снова встала между нами, потеснив Савелия. Маленькая храбрая женщина. В моей душе шевельнулось что-то теплое от подобной самоотверженности. Только, ведь, хуже мне делаешь, тут же задосадовал разум. — Не делай этого. Вспомни о нашей матери, — тише добавила она, и голова ее поникла.
— Отойди и не мешай, — прорычал он.
— Савелий, молю тебя, — я видела, как маленькие белые руки уперлись в мускулистую грудь. Тонкие пальцы подрагивали и в голосе Анны слышались слезы. Она действительно молила его о пощаде.
— Я должен, — только и ответил он, а затем мягко отодвинул сестру в сторону.
За всем этим я наблюдала отстраненно, готовая ко всему. Знала, что чтобы они не решили, меня никто слушать не станет, так какой смысл тратить драгоценные силы? Однако, краем сознания подметила, как смягчилось суровое лицо этого стражника, когда он смотрел на сестру. Значит, ничто человеческое ему не чуждо. Но не в моем случае…