Заземелье

— Да что ж это!.. — подскочила ко мне Агата, обхватила за талию и подвела к топчану. — Ты чего это удумала — в обморок бухнуться? И из-за чего?.. Было бы из-за кого! Да что ему может угрожать, когда он сам кому хочешь угроза? Все с ним в порядке… кроме дурного нрава, — добавила она тише и уже отвернувшись от меня.

Я боролась со слабостью и пыталась переварить слова Агаты. Получается, дурной нрав держит его вдалеке от меня? Значит ли это, что он жалеет о том, что произошло той ночью? Поддался порыву, а теперь кусает локти, казнит себя? А что же я? Да я каждый раз замираю от восторга и еще какого-то непонятного, но жутко трепетного и приятного чувства, стоит мне только вспомнить ту волшебную ночь. Подумать только, в малюсеньком, слабо пригодном для житья домишке, прямо на полу, на шкурах вместо постельного белья я познала такое блаженство, о котором даже мечтать не смела. Да, в книгах я читала, что это бывает прекрасным. Но в силу нормального скептицизма думала, что авторы приукрашивают реальность. Пока сама не воспарила в облаках…

В общем тогда Агата меня отругала как следует и велела не забивать голову ерундой. Так и сказала, что мол явится скоро Савелий, куда он денется. У нее даже получилось меня немного успокоить. Правда ненадолго. Когда прошло еще три дня, а о Савелии ни слуху, ни духу, я уже места себе не находила от волнения. Какие там сомнения, хочет он видеть меня или нет! Моя фантазия рождала картинки одна страшнее другой. Мне казалось, что его уже давно схватили и казнили, только мы об этом не знаем. В такие моменты я особенно остро жалела, что не умерла в самый первый раз, когда подвернулась такая возможность.

Агата меня развлекала, как умела. В основном рассказывала о своей жизни. Каждый раз незаметно переводила разговор на сына и внушала мне мысль, что Савелий очень сильный и сломить его не так уж и просто.

Она добилась своего — мои страхи сменила злость вкупе с разочарованием. Теперь я уже не думала, что с ним случилось что-то страшное. Воображение увело меня в другую сторону. Теперь мне казалось, что он, как многие мужчины, попользовался мной, удовлетворил свою страсть и охладел. В такие моменты я бесилась и даже слышать о нем не могла. Думаю, Агата не была удовлетворена плодами своей терапии. Представляю, что она тогда обо мне думала, что с более неуравновешенной психикой не встречала человека. Да я и сама склонялась к такому же мнению.

Именно в один из таких моментов она и усадила меня силой возле очага, сунула в руки кружку с дымящимся напитком и завела беседу. Первым делом, пытливо заглядывая мне в глаза, а то и прямиком в душу, спросила, что так сильно меня терзает, что я вот уже несколько дней брожу по дому, как тень, не находя себе места. На что я без обиняков ответила:

— Ваш сын подлец! Воспользовался моей неопытностью и бросил.

Понимаю, что прозвучало это по-романному, если не откровенно глупо. Но в ту минуту я именно так и думала. Реакция Агаты меня изумила. Она не придумала ничего лучше, как расхохотаться в своей каркающей манере, да так, что расплескала половину чая. Как только не обварилась сама.

Обида не давала мне продолжить обличительную речь. Вот уж не ожидала, что слова мои покажутся такими смешными, что она вот уже несколько минут продолжает хихикать, вытирая лужу на полу.

По-настоящему я распереживалась, когда хихиканья Агаты стали звучать как-то странно, вперемешку со всхлипами. И голову она склонила слишком низко, и на меня старалась не смотреть…

— Агата, — позвала я, после чего она и вовсе отвернулась, и отбежала в угол, где сушились травы. — Агата! — повысила я голос. Но она даже ухом не повела, схватила мешочек и принялась в нем копаться.

Но только всхлипы-то стали раздаваться чаще, да нос у нее потек, так что не могла она его не вытирать периодически.

Я встала со своего места, уже стыдясь собственной истерики, и подошла к этой измученной жизнью женщине.

— Агата, прости меня, — обняла я ее за плечи. — Я не должна была так говорить.

— Все правильно ты сказала, — огрызнулась она, дернув плечом. Впрочем, грубости в голосе ее не было, лишь печаль и слезы. — Вернемся к огню, что-то холодно тут…

Она первая вышла из угла и опустилась возле очага. Подлила кипятку в свою и мою кружки. Протянула мою мне и лишь потом заговорила:

— Ты права, — повторила она и взглянула на меня припухшими от слез глазами. — И даже не подлец он, а злодей. Но не он в этом виноват. Знала бы ты его отца… Вот это был настоящий зверь. А разве сын, на глазах у которого творятся всякие бесчинства, и свидетелем которых он постоянно становится, может вырасти другим? — она немного помолчала. — Постарайся его понять, милая. Не оправдать или простить, а понять…

Я молчала, пока она собиралась с мыслями. Теперь мне уже было стыдно за свое поведение — устроила тут истерику, даже не подумав, как, должно быть, волнуется мать за свое дитя.