Лишь одно событие внезапно его взбодрило, — на двери его школы психосинтеза перед лекцией он обнаружил наклеенную компьютерную распечатку:
АНТИХРИСТОВЫ СЛУГИ!!!
ЕСЛИ ВЫ ЕЩЕ РАЗ ЗДЕСЬ СОБЕРЕТЕСЬ,
МЫ ВЗОРВЕМ ВАШУ САТАНИНСКУЮ
ЛАВОЧКУ!!!
Он был так счастлив, что перечитал угрозу несколько раз: если его ненавидят религиозные фанатики, значит, он не такое уж и чмо, значит его дело заземления действительно чего-то стоит!
Он сфотографировал листовку на телефон, чтобы иметь вещественное доказательство, а потом содрал и следы отскоблил ключом, чтобы не нажить неприятностей с хозяевами протезной конторы.
И вдохновенно обратился к своим апостолам и апостолицам, еще более унылым, чем всегда:
— Друзья, темные силы, — он слегка снизил пафос насмешливой улыбкой, — нас наконец оценили. Теперь и мы должны показать, что мы чего-то стоим.
«Да только стоим ли? — скептическим эхом отозвалось в голове. — Все мое заземление — тысяча первая версия редукционизма. Не лучше всех прочих фрейдизмов-марксизмов».
Однако его тело продолжало вещать нечто бодрое о необходимости противостоять клерикализму, и чем яснее он понимал, что говорит жуткие пошлости, тем ниже его школьники и школьницы опускали глаза и тем более бледный вид у них становился. Одна лишь бледная Лика, наоборот, розовела, но, как ему все упорнее казалось, от неловкости за него.
И вдруг он с облегчением осознал, что вовсе не обязан читать уже законспектированную лекцию, в который раз растолковывать, что ревность есть не что иное, как инстинкт собственности, тысячекратно усиленный изуверским идеалом сексуальной чистоты…
— Знаете что? Давайте встретимся в следующий раз. Проверим, готовы ли мы на какой-то риск ради нашего общего дела. А я пока позвоню знакомой оперативнице, пусть она эту листовку расследует.
И поклонился чуть ли не в пояс и людям, и протезам, не испытывая ни малейшего желания подзадержаться с порозовевшей Ликой. Романтические отношения теперь ему тоже были не по чину.
Чувствуя себя в полном праве, он позвонил Калерии на мобильный, хотя рабочий день был уже закончен. Калерия восторга не выразила, а когда он ей указал, что, возможно, эти же силы причастны к исчезновению Вишневецкого, еще и съязвила:
— Спихотехникой занимаетесь?
Тем не менее записала адрес и название протезной фирмы.
Так что в течение целой недели ему удавалось бороться с тоской, вспоминая эти волшебные слова: антихристовы слуги, сатанинскую лавочку, антихристовы слуги, сатанинскую лавочку…
Приятно быть объектом ненависти клерикалов. Проверим, многие ли его ученики согласятся пойти на риск ради великого дела заземления. Он оценивал число смельчаков в семь-восемь голов. Однако на следующую лекцию не пришел никто, хотя он как раз собирался заземлить идею самопожертвования: его ученики сумели вполне самостоятельно сбросить самоотверженность с парохода современности. Апостолы разбежались при первом же дуновении опасности, прав был Брюс Виллис: людей может удержать одна лишь лесть. Среди протезов сидели только бледная Лика и — Калерия.
По обыкновению не поздоровавшись, она разложила перед ними несколько смазанных цветных фотографий какого-то встрепанного, но довольно миловидного молодого человека и напористо спросила:
— Вы его знаете?
И Лика зарделась как маков цвет:
— Нет, не знаю.
— А почему вы так покраснели? Имейте в виду, покрывая его, вы тоже становитесь пособницей террориста.
Бледная Лика побледнела еще бледней обычного, но ответила очень спокойно:
— Просто очень уж неожиданно.
— Хорошо, пока сделаю вид, что верю. А вы, Савелий Савельевич? Вы его знаете?
— Нет. А откуда у вас эти фото?
— Тайны следствия. Шучу. Просто просмотрела запись видеонаблюдения, на ней прямо видно, как он наклеивает свою листовку. Правда, спиной заслоняет, но видно, что, когда подходит к двери, ее нет, а когда отходит, уже есть. Точно, не знаете? Фотографии я вам оставляю, если вспомните, дайте знать.
И, без здрасте и до свидания, покинула место встречи, ужасно деловая, в том самом немарком костюмчике, в котором явилась ему впервые. Она его уже начала почти восхищать столь неукоснительной стервозностью.
— Лика, — он постарался придать голосу предельную искренность и мягкость, — со мной вы можете быть откровенны, все, что вы скажете, останется между нами. Вы его знаете? Я спрашиваю только для того, чтобы понять: он реально опасен? Если нет, то и бог с ним.
Теперь он уже не боролся со своей глупой привычкой поминать бога.
Лика снова сделалась пунцовой и призналась, что это ее жених.
— Извините, пожалуйста, он просто сумасшедший, — в ее голосе зазвучала нежность. — Он меня к вам ревнует.
Эти слова, опустив свои темно-янтарные глаза, она произнесла так, будто речь идет об очевидной для них обоих нелепости. Ну да, разумеется, не может же средних лет толстяк быть соперником смазливому юнцу.
А ведь он его где-то, кажется, видел…
— Скажите, Лика, он не мог за мной следить в метро?