Зазеркалье

– Здесь точно есть вход и выход. Иначе как бы вообще этот человек оказался тут? Значит, выходы должны быть, просто они не на виду.

Она нерешительно потянулась влево, поводя руками во тьме, пока не ощутила под пальцами грубую кирпичную кладку. Девочке пришло в голову, что в стене могут быть отверстия, ниши или щели, только их нужно найти. «А что, если я брожу тут в поисках двери, а дверь совсем в другой стороне, и я вообще не замечу ее?»

Элизабет тряхнула головой. Если беспокоиться обо всем подряд, она никогда ничего не добьется, а будет просто стоять, как испуганная гусыня, пока тот мужчина не настигнет ее снова. На сей раз он наверняка будет куда решительнее настроен поймать ее, а ей вряд ли удастся повторить то, что причинило ему боль в первый раз.

Элизабет медленно пошла вперед. Она водила руками по стене, вверх и вниз, насколько могла дотянуться, описывая большие полукруги. Каждые несколько секунд она останавливалась и вслушивалась, не подкрадывается ли к ней кто-нибудь. Элизабет не желала, чтобы ее снова застали врасплох.

Пару минут спустя (когда желудок принялся издавать чрезвычайно громкие стоны, способные заглушить признаки чужого присутствия) она остановилась, разочарованная. Нет тут никакой двери. Двигаясь с такой скоростью, она будет ползти целую вечность и не найдет ничего, кроме шершавой кирпичной кладки.

Девочка привалилась спиной к стене, сползла по ней вниз и села на пол. Ноги ныли так сильно, что хотелось снять обувь, но Элизабет понимала – это было бы неразумно. Она может наступить на гвоздь или осколок стекла, повредить ногу – и тогда не сможет бежать, когда будет нужно. А бежать, возможно, придется, хотя она и не имела ни малейшего представления, куда именно. Здесь не было ничего, кроме мрака и кирпичей, которые тянулись все дальше, и дальше, и дальше.

«Но как же тот мужчина попал сюда? Позади выход закрыт, а впереди все темно».

Из уголка правого глаза выскользнула слезинка, но Элизабет нетерпеливо стерла ее костяшками пальцев. Плач делу не поможет. И никто не придет, чтобы спасти ее, ведь никто и понятия не имеет, куда она исчезла.

«Никто, кроме Голоса. Голос каким-то образом знал, куда я иду».

Здесь, в этой давящей со всех сторон тьме, было так одиноко, и ноги ужасно болели, и в животе урчало. Сейчас Элизабет только обрадовалась бы появлению Голоса-всезнайки. С ним она, по крайней мере, не чувствовала бы себя так, будто провалилась в какую-то яму без дна.

«Ты должна встать, Элизабет. Ты должна двигаться дальше».

Но так трудно представить, что идти вперед есть хоть какой-то смысл. Зачем изматывать себя, если идти некуда?

Вдруг она почувствовала, как что-то мохнатое обнюхивает пальцы ее левой руки. Какое-то крохотное существо, издающее едва слышный писк.

Элизабет положила руку ладонью вверх и ощутила царапанье взобравшихся на нее маленьких лапок. Потом зверек спрыгнул с ее ладони и торопливо шмыгнул куда-то. Мышонок.

– Эй, привет, мистер Мышь, – прошептала Элизабет. – Не убегайте. Я не причиню вам вреда.

И услышала, как мышонок возвращается. Легкие передние лапки зверька снова коснулись ладони Элизабет. Девочка не видела его, но представила, как тот стоит на задних лапках, глядя на нее снизу вверх блестящими бусинками глаз.

– Великаны всегда говорят, что не причинят нам вреда, а потом расставляют мышеловки, и бьют нас огромными метлами, и напускают на нас кошек, – сказал мышонок довольно писклявым голоском.

– Ну, у меня в кармане нет ни мышеловок, ни метел, ни кошек, – ответила Элизабет и только секунду спустя поняла, что разговаривает с мышью. Разговаривает с мышью, и мышь понимает ее, а она понимает мышь.

Она-то думала, что день не может стать более странным, но, получается, в день, когда ты бросаешься в погоню за человеком-птицей, нужно быть готовым к любым странным вещам.

– Еще ты можешь растоптать меня, – сказал мышонок.

– Я бы никогда такого не сделала! – воскликнула Элизабет, оскорбленная самой мыслью об этом. И тут же исправилась: – По крайней мере, нарочно. Я могла бы, наверное, наступить вам на хвост во мраке, но только случайно. Здесь, знаете ли, очень темно.

– Только не для меня, – заявил мышонок, и Элизабет услышала в его голоске гордость. – Я вижу все так же ясно, как и при свете дня.

– Тогда, возможно, вы поможете мне, милый мышонок? Больше всего на свете я хочу выбраться отсюда. Не видите ли вы выхода, достаточно большого, чтобы в него могла протиснуться такая особа, как я?

Мышонок пронзительно запищал, выводя трели то громче, то тише, и Элизабет поняла, что зверек смеется.

– Глупая маленькая девочка!

– Я не глупая маленькая девочка, – надулась уязвленная Элизабет. – И это невежливо, говорить такое тому, с кем только что повстречался.

Мышонок сразу же посерьезнел:

– Нет, ты, конечно, права. Извини за смех. Но ведь не обязательно оставаться здесь, если тебе этого не хочется.

– Что вы имеете в виду? – опешила Элизабет.

– Ну, ты же волшебница, не так ли?

– Я?