«Я со школьной поры дружу с Отюбриным Владимиром Геннадьевичем, которого 09.06.2004 года арестовали по подозрению в убийстве Юрченко Ольги Николаевны, Белых Натальи Леонидовны и Шакирова.
В 20 числах июня меня допрашивал следователь прокуратуры города Набережные Челны Шипков. Я рассказал все, что мне известно, при этом положительно характеризовал своего друга. Следователь в весьма грубой форме стал упрекать меня в том, что я «обеляю» убийцу. Тем не менее, мои показания Шипков внес в протокол допроса свидетеля.
15.07.2004 года в 7 часов 20 минут ко мне домой прибыли трое сотрудников уголовного розыска Центрального ОВД, которые произвели обыск в моей квартире. Изъяли четыре старые записные книжки, семейный фотоальбом и семейные фотографии, а также видеокассету от видеокамеры.
Во время обыска я позвонил своему другу Козлову Владимиру Витальевичу и сообщил о происходящем. Козлов В.
В. сказал мне, чтобы я ни в коем случае не подписывал никаких документов без адвоката, которого он (Козлов В. В.) мне наймет.
После производства обыска указанные сотрудники милиции предложили мне одеться в носильные вещи темного цвета, надели на меня наручники (сковав руки спереди) и доставили меня в уголовный розыск Центрального ОВД под предлогом проведения опознания. В кабинете №315 меня ждал следователь по ОВД прокуратуры города Набережные Челны Саитгареев Мансур Габбасович, который в присутствии сотрудников УР, проводивших у меня обыск, сказал, что: «... у него есть основания полагать, что я не все сказал следствию. Сейчас 10 часов 30 минут. Я Вас «закрываю» на 48 часов. Посидите в камере, подумайте, а мы Вам поможем».
Сказав это, Саитгареев М. Г. вышел из кабинета. После этого «стажер» (его фамилию я не помню, она есть в материалах уголовного дела, и я смогу его опознать) снял с меня очки и надел на голову вязаную шапочку таким образом, что я не мог видеть происходящего. После этого мне уши заткнули бумагой (скатанными в комок половинками тетрадного листа) и перестегнули наручники в положение «руки за спину».
После этого мне заломили руки так, что я головой едва не касался пола, и вытащили в таком положении на улицу, где посадили на заднее сидение легковой автомашины. В машине меня стали избивать. Били, вероятно, пластиковой бутылкой, заполненной песком. Били по спине и по затылку. В результате этих ударов я в машине дважды терял сознание. После перенесенных в машине сотрясений мозга меня стошнило один раз в машине. Я попросил этих «милиционеров» не бить меня по голове, так как это может привести к смерти — в результате ЧМТ я болен эписиндромом. После этого они по голове старались не бить, но не всегда у них это получалось.
Через какое-то время мы остановились, и меня практически волоком втащили на третий (как мне показалось) этаж какого-то здания. Там меня бросили на пол и облили водой поясничную область тела. После этого мне раздвинули ноги, и двое «милиционеров» встали двумя ногами на мои ноги. Третий «милиционер» одной ногой наступил мне на позвоночник в районе лопаток и заломил мои руки в сторону головы. Четвертый «милиционер» стал пытать меня с помощью электрошокера, который он прикладывал к паху. Я кричал, однако эти «правоохранители» советовали мне кричать громче, так как это помогает лучше переносить боль. При этом они говорили, что меня все равно никто не услышит.
Эти «правоохранители» путем пыток пытались заставить меня сознаться в том, что я совместно с Отюбриным убивал троих человек. В процессе этих пыток я объяснил «правоохранителям», что в день убийства Юрченко я находился на свадьбе в поселке Нефтебаза.
После этого «правоохранители» стали обвинять меня в том, что я являюсь участником ОПС «29-й комплекс», и требовали, чтобы я «признался» в том, что я передал Отюбрину пистолет, из которого он и убил Юрченко, Белых и Шакирова. Я стал объяснять «правоохранителям», что я даже в армии не служил и к оружию не имею никакого отношения. Тогда «правоохранители» стали требовать, чтобы я дал показания, что после убийства Отю-брин передал мне на хранение пистолет, из которого он убил троих человек. Я стал разъяснять, что ни в день убийства, ни на следующий день Отюбрин ко мне прийти не мог, так как меня не было в городе. Тогда «правоохранители» стали требовать, чтобы я «сознался» в том, что Отюбрин хранил у меня пистолет, который забрал накануне убийства перед моим отъездом из города.
Все эти «уговоры» заключались в том, что меня избивали ногами, выкручивали руки, угол металлической линейки вставляли под ногти, били ребром металлической линейки по спине и ногтям, а также пытали током, прикладывая электрошокер к рукам, ногам, к торцу, к шее, к ушам, гениталиям и так далее. Складывалось впечатление, что «правоохранители» пытались найти место, которое причиняет более сильную боль. Они от этого испытывали, как мне показалось, садистское удовольствие.