Зазеркалье Нашей Реальности

Сейчас, лежа на койке, Каспар ненавидел каждый день своей преступной жизни. Он презирал того мерзавца в черном пальто: самоуверенного, тщеславного и себялюбивого. Все сходило ему с рук. Напарницы шутили, что за такую удачу он продал душу, но сам он считал себя любимчиком судьбы. Его не волновала простая человеческая жизнь. Университет? Работа? К чему это, когда он был сам себе и учитель, и работодатель?

Со временем, минуя чувство удовольствия от роскоши и богатства, к Каспару прокрался вопрос, навсегда изменивший его убеждения: ради чего он все это делал? Вопрос звучал все громче, стоило Каспару увидеть на улице счастливые пары, держащиеся за руки или слившиеся в поцелуе. Он не скрывал своего презрения, но сердце стонало от одиночества, на которое он сам себя обрек. Эмоции, что он испытывал с многочисленными временными подругами, не утоляли его непонятной жажды. Он трусил признаться самому себе в том, что нуждается в любви и понимании.

Жизнь подарила ему Грету и трех очаровательных дочек. Появление семьи образумило его, и он сам старался стереть воспоминания о своих преступлениях. Поздно, возможно, после смерти жены, он понял: это была не любовь. Понимание и уважение, но не любовь. Ее самой по себе было недостаточно, чтобы создать прочные узы, как и не было достаточно уважения и понимания. Золотая середина, он знал, недостижима для него. Найти ее – огромная удача, которая, как оказалось, не отвернулась от него и на сей раз, просто припозднилась и обратилась в итоге в огромное несчастье: он полюбил Александра всей душой и любил его все больше, когда замечал свидетельства его взросления. С момента осознания этого находиться рядом с принцем стало невыносимо. Одинокая жизнь влюбленного в юношу вдовца стала сказываться на его постыдных фантазиях, допуская мысли, в которых он клялся убить себя. Однако не меньше трех раз в неделю нарушал собственную клятву. Он утешал себя, что фантазии и поступки слишком далеки друг от друга, но и это срабатывало редко. В моменты слабости он ругал себя, стоя в душе, притупляя похотливый позыв, и оживлял в памяти рассказы о мерзких растлителях малолетних, которых повидал достаточно. Он был готов на самоунижение, на то, чтобы приравнять себя к ним, лишь бы не развить это чувство, лишь бы заглушить и успокоиться. Уснуть. Хоть бы уснуть прямо сейчас.

* * *

Шестнадцатое июля. Полдень.

С невероятным трудом Робин сохраняла хладнокровие в присутствии королевы. Вот ей приходится склониться перед ней, как и Янмей – сдержанной, бесчувственной, но, казалось, глубоко печальной.

Бывало, окружающие принимали Робин за ее младшую сестру. Но Янмей, рожденная в Корее, была наполовину китаянкой. Люди приписывали ее хладнокровие тому, что она была «девочкой из пробирки». Что творилось в ее закрытой для всех жизни, сконцентрировавшейся на матери-одиночке, оставалось для всех секретом.

Как бы ни старалась, Робин не могла питать к ней неприязнь за участие в планах королевы. Она освободила ее от своей ненависти, как ребенка, допустившего оплошность. Или робота, выполняющего то, что ему велят.

– Сегодня заканчивается домашний арест Александра. – Делинда расхаживала у своего трона, пока телохранительницы отдавали ей честь, опустившись перед ней на одно колено и склонив головы. – А через четыре дня у него день рождения. Восемнадцатилетие – важный момент в жизни каждого. Устроим праздник на весь мир. Янмей, составь список гостей.

Порой Делинда забывала, что для выполнения таких заданий у нее хватает других людей. Покорность Янмей, уподоблявшая ее порой выдрессированному животному, была одной из немногих черт, что вызывали в королеве искреннюю признательность.

– Александр снова не принял еду?

– Не принял, Ваше Величество. – Робин изо всех сил сдерживала соблазн пошевелить начинающей затекать согнутой ногой. Она украдкой взглянула на Янмей. Та не шевелилась, даже не повела головой.

– Неужели за неделю совсем ничего не съел?

– Только фрукты и напитки. От остального отказывался.

– Обиделся, значит. Серьезно обиделся.

Делинда встала лицом к окнам, затем спустилась по ступенькам от трона вниз, сложила руки на груди и с задумчивым, но расслабленным видом поднесла указательный палец к губам. Робин восприняла приподнятое настроение королевы с подозрением. Увидеть ее искренне довольной и безмятежной было редким везением.

– Так, пойди к нему и сообщи, что сегодня вечером его выпустят. Отнеси ему побольше фруктов и напитков. А то он и так худой, не хватало, чтобы стал совсем кожа да кости. Еще скажут, что я заморила его голодом.

Робин так и поступила: водрузила на поднос чищеные апельсины, из-за которых страдала от аллергии, порезанный на дольки киви, бананы, персики, а рядом поставила тарелку с фруктовым сэндвичем – нарезку фруктов с «Нутеллой» между мягкими бельгийскими вафлями. Так она надеялась вернуть ему аппетит к продуктам более сытным и калорийным.

Девушка постучала в его дверь и услышала тихое:

– Войди.