Робин опустила ручку и открыла дверь ногой, зашла в комнату и поставила поднос на обеденный столик у окна. Александр не отрывался от чтения книги, сидя в кресле. Ноги он укрыл пледом. В таком положении его заставал всякий, кому было разрешено заходить в его комнату: Робин, сестра и горничная.
– Принесла вам поесть.
– Спасибо.
– Сегодня вечером вам можно будет покинуть комнату.
Он закрыл книгу и отложил ее на маленький стеклянный столик рядом.
– И какой же в этом смысл?
– У вас скоро день рождения. Королева хочет устроить роскошный праздник. Вы знаете, в этом она хороша.
– Сначала отравила, а теперь праздник? – Александр повернулся к Робин с непонятным ей осуждением. – Или это все-таки не она? Я не понимаю. За неделю домашнего ареста я понял, что не могу определиться не только со своей жизнью, но даже с элементарными вещами. Книга, которую я только что закрыл. Хорошая она или плохая? Верного ответа нет. Одни назовут ее шедевром, другие – мусором. А что же скажу я? Ничего, потому что конкретный ответ для меня слишком скуп, а точного не существует. Каспар. Он убийца или герой? Все относительно, даже поступки Делинды. Я понял, что за всю жизнь не сделал ни одного конкретного, уверенного шага. Я делал все через силу, потому что так было нужно. Или потому что поджимало время. Я никогда не был в чем-то уверен. – Он качнул головой, глядя в пустоту. – Я так устал от этой неопределенности, Робин. Жизнь – это принятие решений каждый день, каждый час и минуту. Это и двигает события. А я даже не могу определить, нравится мне книга или нет. Как я могу решить, отравила меня сестра или едва знакомый друг? Да, он спас меня, но что, если это часть какого-то плана? А может, это бред? Кажется, я просто трус. Кажется, я просто боюсь ошибиться. Простое объяснение, но от этого легче не становится. Осознание не всегда часть исцеления. Часто за ним ничего нет. Часто осознание – это конец.
Александр развернулся и продолжил после недолгого молчания:
– И знаешь, я даже не уверен в том, что правильно все осознал. Даже если бы я сам увидел, как она подливает мне яд в воду, во мне до самого последнего вздоха жила бы вера в ее непричастность. Но вера и уверенность – разные вещи. Вера рождается из доброты, доверия, наивности и часто даже малодушия. Уверенность надежнее, она рождается из чего-то более фундаментального. Но меня всегда мучил вопрос: «Что, если все не так?» Он не дает мне сдвинуться с места годами. Я застрял в этой петле. Я умираю в ней. Я даже не могу вспомнить, с чего это началось, а если вспомню, то и в этом не буду уверен.
Робин не находила слов, чтобы ответить. Терзания принца ей были знакомы, но она распрощалась с ними давно, а если те и возвращались, она тут же находила, как с ними справиться. Нечто подобное она испытывала, когда стащила у мамы пистолет, пока та была в душе. Посчитает ли она ее воровкой? Испортятся ли их отношения? Сможет ли она простить ее? Сейчас Робин даже не могла ответить себе, почему украла пистолет, ставший спасением Александра в том заброшенном здании. Из интереса, полагала она, но не была уверена. Она недалеко ушла от Каспара: ей тоже приходилось убивать ради благого дела – спасения близкого человека. До первого выстрела ей только в фильмах доводилось видеть, как это делают другие: вытягивают руки с пистолетом, целятся, нажимают на спусковой крючок, следует выстрел и тело падает наземь. В действительности после первого же бесшумного выстрела, который она произвела из-за угла, ее откинуло назад. Второй она сделала, опираясь на локти. Правая болтающаяся кисть руки онемела, кровь текла без остановки. Робин чувствовала, как теряет сознание, и все же спасла Александра. Ценой руки, но была и другая цена – та, которую никто не мог увидеть, потому что она не позволяла: в том заброшенном здании, среди трех трупов и одного подрагивающего, цепляющегося за жизнь из последних сил, она потеряла свою адекватность. Реальность отличается от экранного вымысла тем, что это все-таки не вы убили тех людей, не ваша одежда забрызгана их кровью и не вам теперь засыпать с мыслью обо всем этом.
Заслуживали ли они смерти? Могла ли она спасти жизнь принца, не отнимая ее у других? В тот момент Робин видела преграды – жестяные банки на заборе, – которые нужно сбить. Она не видела личностей в людях, что стояли за углом. Только потом, проходя мимо и видя их застывшие лица с распахнутыми в немом ужасе глазами, она осознала, что еще минуту назад эти люди, живые и неповторимые, с душой, невероятным образом скрепленной с телом, стояли и недоумевали, чей крик они услышали с первого этажа. Всего три крохотные пули стали их концом. Четвертая же не достигла жизненно важных органов, и девушку удалось спасти.
Так была ли она убийцей в том диком понимании, о котором обычно думают люди? Или это было убийством во благо? Почему же Каспар в тюрьме, а она на свободе?