«Старобарский элемент» («с лакеями по стенам») царил здесь совсем недавно, всего 30 лет назад, когда сдаваемый арендаторам доходный дом поручика Бенардаки принадлежал его прошлому владельцу, графу Браницкому, и считался дворцом. 54-летний тайный советник и придворный обер-шенк (хранитель вин), перестроив этот дом для своей семьи практически в том виде, как мы видим его сейчас, прожил здесь всего пять лет. Семью поляков не любили в Петербурге: «Вся их жизнь проходит в праздности, тунеядстве и в поездках за границу. Все это семейство чрезвычайно враждует нашему правительству, и все по внушению графини Розы Браницкой; это женщина самая неблагонамеренная…»[157]
. Дворцовая эпоха этого дома завершилась смертью графа и эмиграцией его жены и детей.Новые владельцы придут во владение лишь к концу XIX века – поручик Бенардаки продаст здание князю Николаю Юсупову. Но дворцом этому дому уже не стать – этим стенам уготована судьба центра общественной жизни. Здесь снова появляются учреждения и клубы – художественный, шахматный, сельскохозяйственный, а после революции, как и сейчас, – театральный.
А.П. Бородин в воспоминаниях современников / сост., текстолог., ред., вступ. ст. и коммент. А. Зориной. М., 1985.
Архитекторы-строители Санкт-Петербурга… СПб., 1996.
Всеобщая адресная книга С.-Петербурга. 1867–1868.
Музыкальный энциклопедический словарь / гл. ред. Г.В. Келдыш. М., 1990.
Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв. Т. 6. М.: Студия Тритэ, 1995.
Торговый центр «Невский Центр»
«Три копейки! Я предавался над ними трагическим размышлением: истратить ли их на полдесятка папирос или подождать, когда голод сделается невыносимым, и тогда купить на них хлеба?
Как я был умен, что решился на последнее! К вечеру я проголодался, как Робинзон Крузо на своем острове, и вышел на Невский. Я раз десять прошел мимо булочной Филиппова, пожирая глазами выставленные в окнах громадные хлебы: у некоторых тесто было желтое, у других розовое, у третьих перемежалось со слоями мака. Наконец я решился войти. Какие-то гимназисты ели жареные пирожки, держа их в кусочках серой промаслившейся бумаги. Я почувствовал ненависть к этим счастливцам…
– Что вам угодно? – спросил меня приказчик. Я принял самый небрежный вид и сказал фатовским тоном:
– Отвесьте-ка мне фунт черного хлеба…
Но я далеко не был спокоен, пока приказчик широким ножом красиво резал хлеб.
Невский проспект, 114–116
«А вдруг, – думалось мне, – фунт хлеба стоит не две с половиной копейки, а больше? Или что будет, если приказчик отрежет с походцем?..»
Ура! Хлеб стоит ровно три копейки. Я переминался терпеливо с ноги на ногу, когда его завертывали в бумагу. Как только я вышел из булочной, чувствуя в кармане теплое и мягкое прикосновение хлеба, мне хотелось от радости закричать и съежиться, как делают маленькие дети, ложась в постель после целого дня беготни. И я не мог утерпеть, чтобы еще на Невском не сунуть украдкою в рот двух больших вкусных кусков»[158]
.Именно на это место в далеком 1896 году привел своего бедного и голодного героя Зимина 26-летний писатель Александр Куприн. Он и сам часто бывал здесь – знаменитые булочные и кофейни Филиппова, одна из которых находилась в этом здании, знали весь город и даже страна. Поставщики Императорского двора, гордо указавшие это на вывеске, славились хрустящими калачами, подковками с маком и тмином и обжигающе горячими пирожками с грибами и капустой, подававшимися в бумаге, защищавшей руки от стекавшего с них жира.