Зазеркалье (СИ)

— Хм… Даже не знаю… Может, потому что в 2026 Вы жили на Грейс-стрит в самом захолустном районе, а сразу после эксперимента переехали сюда, но это не точно, — закинула она ногу на ногу.

— Я не хотел бы это комментировать. Мне стоит позвонить мистеру Хэндриксону? — спросил он, замешкавшись.

— Вам стоит сказать мне правду. Образцы Вашего ДНК, это за них Вы получили деньги? Вы продали свои клетки правительству??? — давила она, и он нервно встал, пытаясь их выпроводить.

— Уходите, Вам здесь не место. Убирайтесь, — настаивал он. — Охрана!

— Мистер Фишер! Вы помните молодого парня, что звонил Вам и спрашивал про эксперимент??? — вскрикнула она, убийственно глядя на него. — Это мой любимый человек, мы должны были пожениться! Но он последовал Вашему примеру, чёрт возьми!!!

У Уэнсдей покраснели глаза, ненависть лилась через край. Донован тоже смотрел уставшими и поникшими глазами.

— Если Вы знаете что-то, скажите! У Вас ведь тоже есть жена, есть дети!!! А у нас их никогда не будет! Помогите мне добиться чёртовой правды?! — уставилась она на него в слезах.

— Я не могу… — посмотрел он с сожалением. — Я помню его. Помню разговор. Он рассказывал мне про Вас. Но у меня семья. Я ничем не могу Вам помочь. Это была сделка, — выдохнул он с облегчением. — Они не дадут мне сказать… Простите.

— Мистер Фишер… — взглянул на него Донован глазами полными боли. — Если бы это был Ваш ребёнок?

Мужчина проглотил ком, что сидел у него в горле.

— У меня взяли подпись о том, что я жертвую свои клетки для министерства, большего я не могу сказать. Целей я не знаю. Сразу после мне выделили 10 миллиардов долларов.

У Уэнсдей сердце разлеталось на части. Но она была счастлива записать это на диктофон. Даже несмотря на боль, которую испытывала, она держалась молодцом, крепко сжав руки в маленькие кулачки.

— Эту сумму я и боялась услышать, — ответила она, отвернувшись и направившись к двери.

— Почему? — задал вопрос Лекс, провожая ее.

— Вы только что назвали цену моим страданиям. Теперь я буду знать, сколько стоит боль, жизнь и Ваша совесть, — уходила она оттуда, хлопнув за собой дверью. Донован обвёл Лекса пристальным взглядом.

— Сочувствую Вам, — промолвил мужчина. — Это самый большой мой страх… Как справляется Ваша жена? — спросил он следом. Донован провалился в адскую пучину боли и смотрел на него стеклянным взглядом. Он так и не смог промолвить ни слова. Просто вышел оттуда с каменным лицом. Уэнсдей уже ждала его в машине.

— Всё записала? — спросил он, проворачивая ключ зажигания.

— Да, всё, — ответила она сосредоточенным голосом. — Едем обратно. И я соберу весь материал, направим по разным СМИ.

— Хорошо, Аддамс… Как скажешь, — согласился Донован. У обоих в груди болело после этой встречи, но они держались друг перед другом. Уэнсдей прослушивала запись снова и снова, начала писать набросок статьи уже в дороге, а Донован молчал, думая о том, как бы хотел, чтобы Уэнсдей с Тайлером сейчас ехали вместе на заднем сиденье пикапа и придуривались, как раньше. Тайлер был счастлив с ней, и сейчас Донован понимал это, как никогда…

— Я сделаю все копии материалов и заеду за тобой. Поедем в редакции, но учти… Если мы залезем, пути назад не будет, — предупредил её Донован. — Ты готова?

Он протянул ей руку, и она пожала её в ответ, кивнув.

— Готова.

Донован уехал, а Уэнсдей побежала в дом, обрадовать Тайлера, что они кое-что получили. Но как только она забежала в комнату, сердце её упало в пятки. Окно оказалось настежь открытым, погода была не самая хорошая, дул ледяной, шквалистый ветер, а любимое зеркало лежало на полу, разбитое вдребезги.

— Нет… Нет… — перехватило её дыхание. — Нет, нет, нет, пожалуйста, Тайлер, нет…

====== Глава 15. По-другому ======

— Тайлер… — рухнула Уэнсдей на пол и принялась собирать осколки, пытаясь вызвать его, наплевав на то, что может порезаться.— Нет, пожалуйста… Вернись… Тайлер…

Глаза были все в слезах, сердце болело с такой силой, что казалось, будто его посадили на штырь. Ни в одном осколке больше не было его отражения. Горькая тишина разъедала комнату. После часа слез, Уэнсдей ненавидела себя, что уехала и бросила зеркало, да ещё и с открытым настежь окном. Она ведь четко помнила, что закрывала всё. Взяв мешок, она решила устроить полноценные похороны. Собрала все осколки с пола, аккуратно сложила их в холщовую ткань и направилась на задний двор копать яму в мёрзлой земле. Пока она работала лопатой, ком подступал к горлу ещё пять тяжелых раз. Слёзы текли с новой силой, было больно даже дышать.

— Я — идиотка, — аккуратно положила она мешок в яму. — Уничтожила всё, что у меня от тебя осталось… — ноги подогнулись, и она рухнула на землю, пытаясь вытереть слёзы. — Я люблю тебя… И ничего не изменит этого… Я всю жизнь буду любить только тебя…