Зазеркалье. Записки психиатра

…Они медленно двигались по дорожке между рядами памятников и крестов – православных, старообрядческих, католических, примиренных единой землей. Николя с Клариссой сначала держались рядом, а потом немного отстали, предоставив Александре возможность побыть одной. Она шла, прислушиваясь к тишине и похрустыванию мелкого гравия под ногами и будто неторопливо перелистывая страницы книги прошлого. Здесь, на кладбище, среди имен и лиц, глядевших с поблекших керамических фотографий, всплывал образ иной России – Атлантиды, погрузившейся в волны времени. Перед глазами поплыли знакомые по книгам фамилии: Врангели, Шереметевы, Львовы, Долгоруковы, Волконские, Родзянко, Иван Бунин, Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский, Константин Коровин, Серж Лифарь… Князья, графы, бароны, хорунжии, поручики и корабельные гардемарины, писатели, поэты, художники, балетмейстеры, митрополиты, архимандриты, монахи… Здесь же недавние имена: Андрей Тарковский, Александр Галич, Рудольф Нуреев – беспокойные дети уже новой России, таланту которых оказалось тесно в клетке. Извечно повторяющиеся триумф и трагедия… Здесь, среди могил, Александра думала о том, что некрополь город безмолвия, где у каждого свой дом, в котором засыпает мирская суета со страстями, желаниями, мечтами, волнениями и заботами. Место, где все уснувшие, равны и соединены общей тайной ухода. А живые приходят сюда не только чтобы почтить память ушедших, но в душе каждый, разглядывая чужие надгробия, примеряет на себя смерть. Или бессмертие… Наверное, потому и тянет людей на древние захоронения, где можно ощутить дыхание вечности, прикоснуться к прошлому и осознать себя частицей бесконечного хода времени.

– Да-а, – задумчиво протянул Николя, когда они отъехали, – не могу не сказать привычную фразу о том, что посещение кладбища всегда навевает мысли о бренности всего земного и, конечно, о смысле жизни.

У каждого свой смысл. Для одних – прожить в свое удовольствие, для других – отмучиться побыстрее, для третьих – обессмертить имя.

– Имя живет в памяти потомков и надписях на надгробиях, если, конечно, могилы предков священны и неприкосновенны, – заметила Александра.

– Выносите приговор археологической науке? – Николя засмеялся.

– Не археологической науке, а тем, кто беспокоит тела умерших. Что важного для человечества узнали ученые, распеленавшие тысячелетние мумии фараонов? Секреты бальзамирования? Для чего? Разве сейчас кого-то бальзамируют по древней методике? Когда патологоанатом исследует труп, он ищет причины смерти, и в этом есть хоть какой-то смысл для живых.

– А восстановление внешнего облика Тутанхамона? Разве вам не интересно, как он выглядел и отчего умер? – воскликнул Николя.

– Ну да, наверное, интересно увидеть оживленное компьютерной графикой лицо и осознавать, что его, такого великого и могущественного, уже нет, а ты существуешь и можешь почувствовать вкус выпитого кофе и аромат выкуренной сигары и у тебя еще есть шанс совершить что-нибудь этакое, заметное для человеческой истории.

– Например, застрелить Джона Леннона или Джанни Версаче, – скептически заметила Кларисса.

– Знак «плюс» или «минус» для истории роли не играет, – сказала Александра. – Гениальных злодеев помнят так же, как и гениальных творцов. Серийные убийцы тоже хотят увековечить свои имена, а СМИ изо всех сил им помогают. Для серийных убийц самое страшное – молчание по их поводу. А что такое, по-вашему, бессмертие? – спросила у Николя.

– Вы свои вопросы заранее готовили? – заулыбался тот. – Пережить смерть можно только сделав то, что непосильно другим, но представляет для них ценность. Люди бессмертны через свои дела и творения, оказавшие влияния на жизнь человечества. Но их бессмертие рождается через сохранившуюся информацию. Правдивую или ложную. К примеру, имя Иуды привязано к имени Христа, хотя, судя по всему, в этой истории не все бесспорно, было это предательство или жертвенный подвиг по просьбе самого Иисуса.

– А вы, Николя, боитесь смерти? – спросила Александра.

– Вопросами эсхатологии тоже интересуетесь? – улыбнулся он.

– Профессиональная обязанность, – небрежно ответила Александра.

– Любой человек испытывает страх перед неведомым. Хотя все религии дают надежду.

Сравните, у древних египтян смерть считалась всего лишь частью жизни перед возрождением.

И тот, чье сердце легче пера Маат, возвращается. Потому и требовалось сохранить тело нетленным.

– Но никто еще не приходил оттуда, чтобы рассказать, что там, – небрежно заметила Кларисса.

– А у иудеев, христиан и мусульман, – продолжил Николя, – только праведнику открыта дорога в прекрасное небесное царствие гармонии, покоя и справедливости.

– Но проверить нельзя. Можно только верить, – добавила Кларисса.

– Смерть, – невозмутимо продолжил Николя, – не есть конец пути, а лишь начало нового пути, и душа возродится в другом теле. Не обязательно в человеческом. Это индуизм и буддизм.

– Но как узнать, в каком? – повернув голову назад, воскликнула Кларисса.

– Человек может жить бесконечно, если изменит свое сознание. Это даосизм, – пояснил Николя.