Зазеркалье. Записки психиатра

– Скажу честно, хоть, может, и цинично звучит: все наши предприниматели, как самые старательные рабочие муравьи, нас кормят. Потому пусть самые успешные создают свои собственные островки материального благополучия по правилам, которые мы устанавливаем и, заметь, – он поднял указательный палец, – трактуем. И нам все равно, будут они благоденствовать рядом с нами на Рублевке или в других губерниях. Да хоть за границей! Главное, чтобы не мешали рулить. А то ведь информация есть про все-е-ех, – в глазах Кузи промелькнуло генетическое знание из тридцать седьмого года. – Досье собраны, в которых номера счетов в иностранных банках, суммы, адреса, доли в компаниях, имена любовниц и даже клички любимых собак, – заулыбался он. – Все известно!

– И про тебя тоже? – недоверчиво поинтересовалась Александра.

– И про меня тоже.

– Значит, и про меня? – мрачно спросила она.

Кузя кивнул.

– Да только пока я в государевой обойме сижу и по правилам играю, – продолжил он, – мое досье в шкафу будет пылиться. А мне нынешние правила нравятся! – твердо сказал он. – Тем более что наши суды, прокуратура…

– …и ментура, – немедленно срифмовала она.

– …всегда на страже интересов! – закончил фразу Кузя.

– Ты, кажется, забыл добавить определения, – она раскрыла ладошку и начала загибать пальцы, – «независимые», «неподкупные» и «интеллектуальные», особенно когда в словах «осужденный» и «возбужденный» как фирменный знак ударение на второй слог ставят и со склонением числительного «две тысячи» никак справиться не могут… вместе с крепкими хозяйственниками.

– А что? Ты хочешь, чтобы все, как в Ульяновской области, тесты на знание русского языка сдавали? Тогда, при объективном рассмотрении, мы чиновничий аппарат точно уполовиним, – Кузя даже засмеялся.

– Тесты на грамотность, – уточнила Александра. – Правильная, кстати, задумка. Сам посуди, как страной могут управлять люди, которые даже школьную программу по русскому языку освоить не смогли?

– У меня, Сашенька, по русскому и литературе в школе пятерки были! – на всякий случай уточнил он. – И капитал свой я до поступления на госслужбу заработал. Поэтому лично у меня острой потребности во взятках и откатах нет.

– В каждом правиле могут быть исключения, – она сделала вид, что смягчилась. – Понимаю, что не о себе говоришь, – взглянула насмешливо, – а о системе. Кстати, скажи мне, уважаемый Алексей Викторович, ты когда последний раз в суде был?

– Чур меня, чур, сохрани господи! – Кузя снова со смехом перекрестился. – Разве что в качестве председателя пойду. Ох, до чего же я люблю сладкое! – проговорил он, уплетая торт. – Знаю, что вредно, а удержаться не могу. А ты что ж, совсем торт не будешь?

– А я вот недавно по одному делу в суде в качестве эксперта выступала, – сказала Александра, сделав вид, что не услышала вопроса. – Так вот, обратила внимание, что статуя богини правосудия при входе – без повязки на глазах. Кто ей, бедняжке, повязку снял, не знаешь?

– Ой наблюдательная! – протянул Кузя уважительно.

– А глаза вроде как на весы скосила. Кто больше положит. Ей бы еще вместо карающего меча телефонный аппарат правительственной связи рядом пристроить. До полного комплекта и для большей непредвзятости.

Кузя рассмеялся, нежно глядя на спорщицу.

– Вот потому мы, мужчины, вас, женщин, к политике и не подпускаем, что чересчур уж вы эмоциональные, мелочи замечаете и им значение придаете, и еще непрерывно на диетах сидите, – добродушно улыбнулся он.

– Фемида без повязки на глазах, скромные госслужащие на дорогущих иномарках, так же как и название «криминальная милиция», не мелочи, а символы, – возразила Александра. – А символ непосредственно связывает нашу активную жизнь с семантическим миром нашего бессознательного. И уж из коллективного бессознательного такие «мелочи» не просто вытащить. Потому люди так и настроены по отношению к чиновникам. А в политике, кстати, женщины свое слово скоро скажут. Пришло уже наше время власть в руки брать повсеместно! – сурово заявила она.

Кузя напрягся. Превращение из учителя в ученика, к тому же потенциально подчиненного руководителю в юбке, его явно не устраивало, поэтому он сделал вид, что занят тортом.

– Скажи, Кузя, – не унималась Александра, – я слышала от отца, правда, что после смерти Сталина негласная договоренность достигнута была, что высокопоставленных чиновников не убивают и по возможности не сажают, даже когда они с головы до ног в дерьме измазались?

Кузя глотнул чаю и нарочито лениво потянулся.

– Ну, уж ты скажешь, не сажают. Одному нашему за прегрешения в баньке аж семь лет дали…

– Ага, – согласно кивнула Александра. – Семь лет. Условно.

Кузя лучезарно улыбнулся и развел руками, что должно было означать – без комментариев.