Зажечь небеса

Я поехал туда, где щелкали фотоаппараты, и увидел, что репортеры фотографируют Кайла Уилсона, медика нашего взвода. Он стоял вместе со своей семьей, опираясь на костыль. Его левая нога была в гипсе от бедра до лодыжки.

Уилсон перебросился парой слов с Коннором, потом навис надо мной.

– Ну ты кремень, – проговорил он, пожимая мне руку. – Скажу честно, старина, не думал, что ты выберешься.

– На церемонию?

– Из Сирии.

– Спасибо, – ответил я.

– Просто делаю свою работу. Но из самого пекла тебя вытащил не я. – Он дернул подбородком, указывая на Коннора. – Тебе рассказали, что там случилось? Что сделал Коннор?

– Я читал отчет. Там сказано только, что ты оказал мне первую помощь на поле боя, а потом вертолет вывез нас из зоны боевых действий.

– Верно, – подтвердил Уилсон. – Но ты бы успел истечь кровью, если бы не Коннор. Я только закончил то, что он начал. – Он покачал головой. – Ты что, правда не знал?

– Нет.

– Я сказал нашему командиру, но там был такой бардак. Все торопились поскорее убраться из того ада. И всё же, положа руку на сердце, Коннор спас тебе жизнь.

Теперь настала моя очередь качать головой.

– Черт. Тогда это Коннор заслуживает клятую «Бронзовую звезду», а не я.

Уилсон пожал плечами.

– Он сделал то, чему учат всех пехотинцев, а вот ты побежал в сторону приближающегося противника, который готовился метнуть гранату, и спас своего товарища.

– И в чем разница? – спросил я. – Это нас тоже учили делать. Коннор сделал бы то же самое. Любой солдат из нашего взвода поступил бы так же.

– Чувак. «Бронзовые звезды» не раздают направо и налево, как конфеты на Хеллоуин. Ты заслужил эту награду. – Взгляд Уилсона упал на мои ноги. – Мы многое оставили на том поле, особенно ты. Они просто воздают тебе по заслугам по мере сил.

К нам подошел какой-то офицер.

– Мы бы хотели начать. – Он провел нас к сцене, в то время как репортеры и зрители рассаживались, занимая металлические стулья.

– Смирно!

Все солдаты в зале, включая меня, вытянулись в струнку, все взгляды обратились к облаченному в парадную форму генерал-майору Роберту Экхарту – тот как раз поднимался на сцену.

– Доброе утро, – поздоровался он, сцепив руки за спиной. Он говорил с едва уловимым южным акцентом. – Спасибо, друзья и семьи, за то, что вы здесь. Для меня честь вручить троим нашим солдатам «Пурпурное сердце». Всегда надеешься, что никогда не придется вручать эту награду, но это наша старейшая медаль, которой награждают героев, не побоюсь этого слова.

Генерал-майор подошел к Кайлу Уилсону; следующий за генерал-майором солдат в униформе протянул старшему по званию медаль – латунное сердце, висящее на фиолетовой ленте.

– Эта медаль символизирует героя, отдавшего часть своей души или тела в борьбе с врагом, посягнувшим на наш образ жизни. Те, кто ее получают, знают, что такое отвага и жертвенность ради нации и сослуживцев.

Генерал-майор приколол медаль к кителю Кайла.

– По приказу президента Соединенных Штатов и с одобрения министра армии, за раны, полученные во время боестолкновения, имевшего место тринадцатого июня в зоне боевых действий, я настоящим награждаю вас медалью «Пурпурное сердце».

Генерал-майор Роберт Экхарт проделал ту же церемонию, поочередно подойдя к Коннору, а потом ко мне. В паузах между речами он фотографировался с каждым из нас, наши семьи и журналисты щелкали фотоаппаратами, зрители аплодировали.

Затем генерал-майору передали бронзовую звезду, к которой крепилась трехцветная лента, красно-бело-синяя.

– А сейчас я имею честь вручить награду, которую мы всегда вручаем с гордостью и смирением. – Он встал перед моим креслом. – За достойную службу на боле боя, за выдающуюся отвагу и самопожертвование под огнем противника я вручаю ефрейтору Уэстону Джейкобу Тёрнеру «Бронзовую звезду».

Генерал-майор наклонился, приколол медаль к моему кителю, а у меня в голове всплыли старые воспоминания: судья вешает мне на шею медаль за успехи в легкой атлетике во время чемпионата двухгодичной давности.

«Я был таким быстрым. Таким быстрым, черт возьми…»

Толпа взорвалась аплодисментами, а Ма даже засвистела.

– Это мой малыш!

Я смотрел прямо перед собой. От стоявшего рядом со мной Коннора исходили волны напряжения. Я чувствовал его боль и вину за то, что я обменял свои ноги на его жизнь, и теперь меня за это награждают на глазах его семьи.

Мне хотелось сорвать медаль с кителя и раздавить ее колесами этого проклятого инвалидного кресла, чтобы показать Коннору, как неспособность ходить разбивает мне сердце. Вот только я ни о чем не жалел. Я бы поступил так снова. Я всегда был готов заслонить Коннора собой, потому что не собирался возвращаться живым с войны. Я даже видел сон, пророчивший мне смерть.

Я был готов умереть за него и не нуждался в проклятой медали, чтобы это доказать.

Мы переместились в соседний зал, где был накрыт небольшой фуршет. Я последовал за Коннором, дав ему возможность прокладывать путь в толпе; я был решительно настроен поговорить с ним, даже если придется сбить его с ног креслом. И тут из толпы выступила Отем Колдуэлл.

«Господи Боже, мое бедное сердце».