Зажечь небеса

Идею подкатить к бару и заказать себе выпить я сразу же отмел. Даже если бы я сумел пробиться сквозь толпу, барная стойка оказалась бы на уровне моего подбородка. Мне пришлось бы как маленькому ребенку снизу вверх заглядывать в глаза бармену, чтобы привлечь его внимание. Нет уж, спасибо.

Я увидел незанятый столик возле бильярдных столов и направился туда; по дороге пришлось дважды останавливаться, чтобы отодвинуть с дороги стулья. Я заметил, как какой-то мужик, стоявший за соседним бильярдным столом, толкает локтем двух своих приятелей. У него был огромный пивной живот, обтянутый красной рубашкой, и он возводил глаза к потолку, как будто одно мое присутствие его ужасно раздражало.

Жара стояла, как в пекле. Мы с Коннором сняли свои кители еще в лимузине, а я еще и рубашку снял, оставшись в майке. К столику подошла официантка в джинсовых шортах и короткой футболке.

– Виски и пива, – заказал я. – Два раза.

Коннор разбил пирамиду и, кажется, собирался сыграть с мужиком в красной рубашке. Он смеялся, но я видел перемену в нем, хотя другие ничего не замечали. Об его некогда мягкий смех теперь можно было порезаться, а улыбка больше не отражалась в его глазах. Он положил левую, зафиксированную руку на стол и хвастался, дескать, всё равно всех побьет, даже одной рукой.

Вернулась официантка и принесла мне два виски и два пива. Я положил на ее поднос двадцатку, тронул ее за руку, пока она не ушла, и сказал:

– Еще два.

Кто знает, когда она в следующий раз подойдет к моему столу, а мне требовалось хорошенько накачаться.

– Вы бы притормозили, – посоветовала она.

– Ты бы не совала нос в чужие дела, черт возьми, – пробормотал я ей вслед.

Коннор наконец посмотрел на меня, и я выдержал его взгляд, одновременно опустошая сначала один стакан виски, а потом второй. Вместо того, чтобы принести мне приятную расслабленность, алкоголь сыграл роль бензина, которым плеснули в огонь.

«Гори всё синим пламенем».

Я подкатился к стене и достал из держателя кий. Противник Коннора наблюдал за мной.

– Я возьму этот, – сказал я приятелю Коннора, и тот пожал плечами.

– Хочешь сыграть? – с сомнением в голосе спросил Красная Рубашка.

Я проигнорировал его и подъехал к Коннору.

– Что скажешь, приятель? – Прямо как в старые добрые времена.

Коннор нахмурился, отхлебнул пива из бутылки и пожал плечами.

– Конечно.

Красная Рубашка не унимался.

– Тут едва ли есть место, чтобы стоять.

– Твоя забота согревает мне сердце, но я справлюсь, – огрызнулся я.

– Вот любят же некоторые испортить хорошую игру. Чего ты вообще приперся в такое людное место?

– Эй! – рявкнул Коннор. Взгляд его помутнел из-за выпитого. – Он может приходить куда захочет, ты, засранец. Это свободная страна.

– Приходить-то он может, вопросов нет, – фыркнул мужик. – Я просто не понимаю, с какой стати ему этого так захотелось.

Коннор отставил в сторону бутылку пива, на его скулах заходили желваки.

– Оставь, – сказал я ему.

Коннор не обратил на меня внимания.

– С такой же стати, что и всем остальным людям. – Он выпрямился во весь рост. – И я скажу тебе, как он оказался в этом кресле, ты, придурок.

– Коннор, не надо, – сказал я. Лучший друг в конце концов обратил на меня внимание, но я видел, куда дело идет – сейчас Коннором двигало чувство вины.

– Он оказался в этом кресле из-за своего самопожертвования. Хочешь знать, откуда мы только что вернулись?

Красная Рубашка фыркнул.

– С Паралимпийских игр?

Его дружки засмеялись.

В глазах Коннора засверкала ярость.

– Армия США, 1-й батальон, 22-й пехотный полк.

Смех прекратился.

– Вот так, – сказал Коннор, указывая на меня бутылкой пива. – Сегодня ему вручили «Пурпурное сердце» и «Бронзовую звезду», потому что он – чертов герой, который бросается на гранату, чтобы спасти тупого придурка, из-за которого он и оказался на поле боя.

Виски обожгло мне нутро огненной волной.

– Господи, Коннор, заткнись.

Красная Рубашка вскинул руки.

– Эй, чувак, извини. Я не знал…

– Точно, ты не знал, – прорычал Коннор. Вся его поза говорила о готовности броситься в драку. – Потому что ты – тупой кусок дерьма, которому нужно преподать урок.

Сожаление пузатого мужика мгновенно превратилось в злость.

– Я же извинился. Ты бы успокоился, пока не попал в неприятности, сынок.

«Неправильный выбор слов».

На миг слово «сынок» повисло в воздухе, а потом Коннор бросился на пузатого с кулаками. Пивная бутылка разбилась об пол, и звук бьющегося стекла подействовал, как удар гонга, возвещающий начало поединка: дружки Красной Рубашки и бейсболисты Коннора накинулись друг на друга, и началась свалка.

Я покатил свою коляску в центр схватки, ожидая, что кто-то ударит меня или разобьет бутылку о мою голову. Я был к этому готов, даже надеялся, что это случится. Я сидел в глазу бури, а вокруг меня парни неуклюже махали кулаками, хватали друг друга за воротники рубашек, а меня никто не трогал. Никто на меня не смотрел. Я превратился в невидимку, меня не замечал даже лучший друг, бросившийся на мою защиту.

Ярость, медленно закипавшая во мне целый день, вырвалась наружу.