Зажечь небеса

– Уэс страдает не меньше, но он здесь, работает до седьмого пота на реабилитации и усердно учится. – Она отхлебнула воды. – Как бы то ни было, я горжусь тобой, малыш, потому что ты не сдаешься.

– Присоединяюсь. – Пол тоже отсалютовал мне стаканом воды, и они с Ма чокнулись.

Уже не в первый раз я задался вопросом: что Пол Уинфилд нашел в моей матери. Он искренне смеялся над ее шутками, а когда она наклонялась к нему, чтобы салфеткой промокнуть ему усы, в глазах Пола светилась искренняя радость. И глаза Ма тоже сияли.

«Полагаю, не все мужчины грязные отбросы, а, Ма?»

Настроение резко ухудшилось. Вполне возможно, я тоже смог бы осчастливить какую-то женщину, если бы с детства не считал себя таким же дерьмом, каким был мой родной отец.

«Жалеешь себя, Носочный Мальчик? Ты здорово изгадил жизнь Отем, так что, возможно, Ма была права».

Подали основное блюдо, и Ма с Полом принялись за филе-миньон, а я стал ковырять вилкой жареного цыпленка.

– Ты сегодня такой молчаливый, Уэс, – заметил Пол. – Как у тебя дела?

– Отлично.

Пол поджал губы.

– Не хочешь ни о чем поговорить?

– Не-а.

«Ага».

Моя одинокая, монотонная жизнь – пустой дом, занятия, реабилитация, снова дом – начинала на меня давить. Именно я предложил устроить ужин в честь Дня благодарения в ресторане. Не только потому, что в маленький бостонский дом Ма было трудно втиснуться в инвалидном кресле, но еще и потому, что мне хотелось с кем-то поговорить. Хотелось вернуть в свою жизнь слова.

Хотелось завести долгий, вдумчивый разговор и поддерживать его часами. Хотелось что-то говорить, хотелось, чтобы меня поняли. Или просто посидеть в дружеском молчании.

«Отем».

Ее имя стало ответом на каждый вопрос моего сердца.

Я задвинул эту мысль вглубь сознания вместе с болью, но Пол, обладавший просто сверхъестественным чутьем, снова вытащил ее на поверхность.

– Как дела у Отем? – спросил он. – Уехала в Небраску на День благодарения?

– Не знаю, – ответил я, гоняя еду вилкой по тарелке. – Давно с ней не общался.

«Пятьдесят шесть дней, тринадцать часов и сорок три минуты. Плюс-минус».

– Как жаль, – сказал Пол. – Когда я видел ее на церемонии вручения «Пурпурного сердца», то подумал, что у вас двоих…

– Нет. Она занята. Ей нужно работать над гарвардским проектом.

– Как она восприняла отъезд Коннора? – спросил Пол и тут же покачал головой. – А впрочем, неважно. Как ты переживаешь его отъезд?

– Скучаю, – признался я.

«Это всё равно что лишиться руки или ноги. Потерять часть себя самого. Меня словно еще раз парализовало».

Ма фыркнула.

– Скучаешь, после того как он взял и бросил тебя? Выбросил в помойку годы дружбы?

– Всё несколько сложнее, – тихо проговорил я.

– А по-моему, всё предельно просто и прозрачно. На тебя обрушились самые серьезные тяготы, но ты держишься.

– Я не…

Ма ослепительно улыбнулась.

– Вот почему я так тобой горжусь.

– Перестань это повторять, – попросил я, сжимая в кулаке вилку. – Ты говоришь это по сто раз на дню.

– И что? Это же правда. Невзирая ни на что я…

Я отшвырнул вилку, и она, звякнув о тарелку, упала на пол.

– Господи, Ма…

Мать потрясенно уставилась на меня.

– Что я такого сказала?

– Ничего, в том-то и проблема, – процедил я, и мой бостонский акцент стал почти так же заметен, как ее собственный. – Хоть раз в жизни ты можешь говорить искренне? Правдиво?

Ма смотрела на меня, как на психа.

– Проклятие, о чем ты? Я говорю то, что думаю.

– Тогда посмотри на меня внимательно, Ма. Посмотри на меня, когда я говорю, что ничего хорошего в моей жизни нет. Всё плохо, черт возьми.

Ма откинулась на спинку стула.

– Как ты разговариваешь с матерью? И это после того, как я все силы положила, заботясь о тебе, когда твой подлый, никчемный отец сбежал?

– Миранда, – начал Пол.

– Не утруждайтесь, – рявкнул я на него. – Не пытайтесь сгладить острые углы. Не говорите с ней так, будто она ваша жена, и вы мой…

«Подлый, никчемный отец».

Я не произнес этого вслух.

– Неважно. Забудьте. Забудьте, что я сказал.

– Да уж, давайте сменим тему. – Ма промокнула глаза льняной салфеткой. – Давайте сделаем вид, что сегодняшний чудесный вечер вовсе не испорчен. Ради всего святого, сегодня же День благодарения.

Я с силой провел ладонью по лицу.

– Прости, Ма. – Я потянулся к ее руке. – Извини. Я не хотел.

– Знаете, что мы забыли сделать? – проговорила она, глядя поочередно на меня и на Пола. – Мы забыли сказать, за что мы благодарны. Я начну. Я благодарна за то, что ты здесь, Уэс. Коннор ушел, но ты… Ты всё еще здесь. И я благодарна. Как тебе такая искренность?

Я посмотрел на нее внимательно, попытался вспомнить, как она заботилась о нашей семье после ухода отца. Она одну за другой затыкала дыры в протекающей плотине, чтобы не дать ей обрушиться. Боролась, чтобы мы смогли пережить еще один день, чтобы у нас была крыша над головой; если в те дни у нас в квартире был свет, это было маленькой победой. Если я был жив, мог дышать, есть и говорить, то это было самым главным.

– Всё хорошо, Ма, – сказал я. Мой гнев угас, на его место пришел стыд. – Всё отлично. Просто идеально. Спасибо.

Пол повернулся ко мне.